Добыча елки
Древо надо было добыть. За пару недель до Нового года, а то и раньше, взрослые жители советской страны должны были разведать, где выбросят елки. Не знаю, надо ли это слово закавычивать, потому что их и вправду выбрасывали. В случайных местах стряхивали с грузовиков, и мужчинам надо было оказаться в это время в том самом месте и изрядно потолкаться за хорошую елку-пихту-сосну.
Набегала толпа пап, которые пихали друг друга, чтобы выхватить из этой кучи (никто не расставлял деревья так красиво в сугробах, как сейчас, просто не до того было) — так вот, выхватить более-менее приличную, лучше пушистую, но в принципе сгодится любая. Хватали что было, главное — чтоб было. Чем раньше купишь елку — тем больше ты молодец, потому что в последние дни перед Новым годом уже их было не найти.
«Однажды мы никак нигде не могли достать елку и выпросили в детском садике, когда там закончились утренники», — рассказывает моя мама.
Примерно с середины декабря балконы обрастали деревьями — так сохраняли елки, чтобы иголки не осыпались в тепле раньше времени. Верная примета приближающегося праздника.
Дня за два до новогодней ночи их, замороженных, втаскивали в квартиру, и они оттаивали с дурманящим хвойным ароматом. Это был непременный дух наступающего праздника.
Елка всегда была какая-то кривенькая, поэтому ее вертели и так, и эдак, чтобы пушистой стороной наружу, а неудачным ракурсом — в угол. Особо деятельным гражданам удавалось отхватить пару елок не очень красивых, но потом их связать — и получалась одна симметричная.
Под елку следовало уложить толстый сугроб из ваты — вот с чем-чем, а с ватой в СССР почему-то никогда не было проблем. Под эту вату в ночь на 1 января замуровывались подарки, чтобы их как будто Дед Мороз туда положил, а ты, дурень, все проспал.
Ковры на снегу
Древняя религиозная традиция многих народов — наводить порядок в доме накануне праздника (Рождества, Пасхи, Пейсаха, Нового года и т. д.) — в коммунистическом Советском Союзе трансформировалась в обряд по чистке ковров на снегу. Снега почему-то было завались, и чистого, а дворы никто не загромождал другими домами и машинами.
Поэтому хозяйки выгоняли мужей (и радостных детей) выколачивать ковры на снегу. Это было веселое занятие — бегать в валенках по ковру и как бы выбивать годовую пылищу в белый снег. Ну заодно можно было повалять в сугробе друг друга и папу. Чем лучше прыгаешь — тем чище ковер. Этот запах мокрого ковра в снежинках смешивался дома с острым елочным и чем-то еще вкусным — возможно, мама пекла торт.
Сгущенка
Сгущенку для торта следовало заранее припрятать. Баночку, которую купили, например, в августе, берегли для новогоднего торта. Ее обычно хранили в дальнем темном углу шкафа, чтобы дети не добрались раньше времени. Без сгущенки торт невозможен, без торта не может быть Нового года, а без Нового года никак. Готовые торты, которые иногда выбрасывали (тогда все выбрасывали, а не продавали) в магазинах за торты никто не считал.
Торт должен быть домашним, например, Наполеон», тесто для которого за несколько дней нужно было: замесить, раскатать, спрятать в холодильник, достать, еще раз раскатать, много раз раскатать, опять спрятать и так далее, чтобы получилось настоящее слоеное. А уже потом под одному коржу запечь, достать, запечь, достать, сложить листы на шкаф, чтобы высохли. А уже потом промазывать маслом со сгущенкой — а вы говорите, зачем сгущенка полгода в холодильнике стояла.
Так же запасали и суперпраздничные консервы — шпроты. А если уж повезло и достали баночку икры!.. Она могла стоять так долго, что перед Новым годом в этой суете-мишуре про нее просто забывали. И тогда она ждала следующего года. Открыть и съесть вне большого праздника такое дорогое лакомство — это лишение продукта всякого смысла. Кощунство, если уж говорить прямо.
Мандарины
Мандаринов не было. Их надо было достать. Примерно как елку, но тут хотя бы предсказуемо где — наши братья из южных республик привозили на рынок это оранжевое чудо. Надо было только подскочить, успеть, урвать, пока не разобрали.
Можно было заказать мандарины товарищам, которым повезло поехать в командировку в Москву или Ленинград — оттуда привезти фрукты было более реально, чем купить в Челябинске.
Если в детском подарке с конфетами был мандарин — это был подарок-мечта. Апельсин, впрочем, тоже принимался с благодарностью.
Корпоративы
31 декабря было рабочим днем. Поэтому в обед все работать прекращали (если это не непрерывное производство чугуна). Начинали дружно резать салаты и выкладывать на общий стол все, что принесли с собой. Женщины заранее готовили закуски — например ведро винегрета или оливье — и тащили на работу в общественном, на минуточку, транспорте. Мужчины отвечали за алкоголь, все были без машин, очень удобно.
Вот так импровизированно, вскладчину, накрывали поляну и начинали праздновать в обед. Готовили не только салаты и наряды (новое платье на Новый год — это непременно!), но и номера художественной самодеятельности. Переделывали эстрадные хиты под злободневные производственные темы, мужчины переодевались в маленьких лебедей (никто ни в какой пропаганде их и не думал обвинять) и исполняли неподражаемый танец под гитару. Под вечер разъезжались-расползались по домам и продолжали с семьями.
Рестораны? В Новый год? Нет, не слышали.
Развлечения в ночь
Развлечений было примерно два. Городок с горкой и «Голубой огонек» — в произвольном порядке. «Голубой огонек» любили вместе со всеми артистами в красивых блестках. Его транслировали всего по одному каналу, который назывался «Центральное телевидение».
После застолья шли на горку. Горка была либо во дворе, которую сооружали и заливали активные папы, либо в ледовом городке, либо в парке. Брали картонки, фанерки или даже санки, никаких ледянок в помине не было. Весело и кубарем катались дети и взрослые, толпой. Ни петард, ни салютов не было, и бенгальские огни были чудом каким-то.
«Однажды в новогоднюю ночь мы пошли в лес. С друзьями и с детьми. Решили уйти подальше от фонарей, так наш папа сказал. А холодно! Минус 25 градусов, если не больше. Идем с кастрюлей, с примусом, с пельменями и с водкой. Зашли в глухой лес, сейчас это городской бор. Разлили водку — а рюмки примерзают к губам. Еще как-то разожгли примус, вскипятили воду и забросили туда пельмени! Помню, что они были горячие, но сырые. Мы их, обжигаясь, все равно поглотали — и бегом через сугробы домой. Вышли из леса в парк Гагарина — а там елка, все пляшут, мы с гармошкой! Еще там повеселились»,— рассказывает моя собеседница Любовь Логачева.
Это был титульный праздник недоступных деликатесов и общенародных гуляний, не омраченных идеологическими поводами. А еще советский Новый год был добытым в нелегкой борьбе и — рукотворным.
Его надо было в буквальном смысле сотворить из собственных усилий, из стараний, из работы руками (и ногами): вырезать снежинки, сшить новую блузку, нарисовать на стекле Деда Мороза, склеить для утренника уши зайца и пришить к шортам пушистое что-то от старой шапки, слепить пельменей тыщу, побегать по темному городу за елкой и тайно притащить домой, найти по дороге еще конфеты, сочинить песню для коллег и прорепетировать, выволочь на себе во двор здоровенный ковер (мужчинам), сделать прическу (дамам) и маникюр после всех винегретов (тоже самим!)... И потом всю ночь праздновать, какие все молодцы, как все постарались, как здорово повезло, и несмотря ни на что, и назло природе у нас случился настоящий праздник.
Может быть, поэтому он такой незабываемый, тот Новый год из детства?
