Журналист и писатель Василий Авченко, который стал знаменитым после Тотального диктанта — 2023, рассказал, как воспользовался своей популярностью и чем ценна документальная проза.

Василий Авченко — автор нескольких книг об истории Дальнего Востока, самые известные из которых «Правый руль» (о 1990-х), «Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке» (первая биография советского Джека Лондона и автора романа «Территория»), «Дальний Восток: иероглиф пространства» (лучше и увлекательнее, чем любой учебник географии). 

На фестивале Авченко представил новую книгу «Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем» о летчике Льве Колесникове, имя которого широкой публике ни о чем не говорит. Но автор именно поэтому и берется за тему: рассказать незаслуженно забытую историю страны.


— Василий, на встречу с вами пришли заинтересованные читатели, хорошо знакомые с вашими книгами. Вы удивились?

— Если честно, да. Для меня естественное состояние — сомневаться в себе, быть недовольным, все время думать, кому это надо. Когда я пишу, я никак не представляю своего читателя. Пишу о том, что интересно лично мне. «В интересах неопределенного круга лиц», как говорят прокуроры. А читатели разные, и все прекрасные. Мне радостно, что и в Москве, и в Челябинске, и во многих городах России читают мои книги о Дальнем Востоке, открывают для себя этот край. Знаете, как будто друзьям показываю город — и сам вижу его другими глазами.

— Тотальный диктант сделал вас знаменитым?

— Увеличил упоминаемость, я бы так сказал. Лично я не стал лучше, добрее или умнее. Мне, конечно, приятно, что меня выбрали автором, и я воспользовался случаем, чтобы привлечь внимание к Дальнему Востоку, к Арсеньеву (автор романа «Дерсу Узала», географ, историк. — Ред.). Эта фигура для меня очень важна, о нем пора специально отдельную книгу написать, уж очень много информации собрано.

—  Вы относитесь к писательству как журналист — всегда идете от фактов, от документа?

— Да. Все же пишут по-разному. Довлатов, например, говорил, что у него меняется почерк, когда он пишет в газету. В моем случае нет — я иду от реальной истории, остаюсь в ее рамках. Для меня журналистика и литература — понятия неразрывные. Точнее, так: есть поле, где одно перетекает в другое. Там очеркистика: Гиляровский, Пришвин, Леонид Юзефович с его документальными романами («Зимняя дорога», например, о событиях 1923 года в России).

Для меня идеальный образец документального текста — когда он написан как художественный. Мне хочется к этому стремиться. 

— Представьте, что у вас есть фантастическая открытая трибуна. Что бы вам хотелось, чтобы люди понимали про Дальний Восток? 

— Мне бы хотелось, чтобы люди узнали, что у нас есть и вот такая земля — очень интересная, закрытая от большинства жителей России. Чтобы это была не только карта, но живой образ территорий. Вот для чего нужны хорошие книги и фильмы. В свое время Бажов открыл для страны Урал, у многих территорий в свое время были такие литературные первооткрыватели и мифотворцы. 

По-хорошему, у каждой территории должны быть такие авторы. У нас тут явный перекос в сторону столиц. С периферией посложнее. Дорог каждый голос.


— Дальний Восток — территория для людей экстремального склада?

— Изначально да. Когда Ермак шел за Урал, кто с ним рядом был? Авантюристы, отморозки, разбойники. Как писал Олег Куваев, рвань и голытьба. Но они сыграли важную роль в расширении государства, какие бы цели лично для себя они ни преследовали.

Сейчас экстремальность, может, и остается: для моряков, охотников, геологов, рыбаков, полярников, золотодобытчиков. Но это не движущая сила общества. Процесс урбанизации не остановить. А у человека, который работает в офисе, образ жизни ничем не отличается от того, кто живет в Питере или в Челябинске. Человек, который родился во Владивостоке, никакой не авантюрист и не завоеватель. Он живет в комфортных городских условиях, сопоставимых с любым городом России. Но поле для приложения искателей приключений остается, безусловно. 

— Какая проза дает сейчас вам ответы на вопросы и опору? Классики или современники?

— У меня ко времени своеобразное отношение: я не очень разделяю прошлое и настоящее. Я считаю, что прошлое происходит до сих пор. Точнее, нет ни прошлого, ни будущего. Есть одно сплошное настоящее. Все происходит здесь и сейчас. В этом смысле книга Достоевского не отличается от книги, скажем, Алексея Иванова. Эти совпадения могут даже пугать, как будто мы движемся по одному кругу, никуда не выбираемся. Но можно относиться к этому иначе — да, движемся так, в этом есть предсказуемость и вечность. На это можно опереться. Что прошлое, что настоящее — все происходит сейчас.

А текстам священных книг сколько лет! Даже если не верить ни во что и воспринимать их чисто с литературной точки зрения — это великая литература, которая остается современной.

— Назовите, пожалуйста, три книги о Дальнем Востоке в категории must read.

— Я назову, пожалуй, «Фрегат Паллада» Ивана Гончарова. Когда Гончаров сошел с «Паллады», он добирался в Петербург по суше, через Якутск, через Иркутск… И это первая книга о бесконечных дальневосточных землях.

Вторая: «Остров Сахалин» Чехова. Хотя там в основном про каторгу, но не только. Это такая энциклопедия тогдашней дальневосточной жизни, где Чехов подметил многие вещи, которые и сейчас звучат современно.  Он пишет, бегут все: чиновники, ссыльные, как только выходят на волю, и даже, кажется, растения тоскуют оттого, что им выпало расти здесь. Он приводит ряд объективных причин (качество жизни, зарплаты, жилье…), но пишет еще и о некоем предубеждении против места. И оно доныне остается одним из важных факторов.

Конечно, «Дерсу Узала» Владимира Арсеньева. В этом году первому изданию книги исполняется сто лет.

Еще «Разгром» Фадеева очень рекомендую о гражданской войне 1920-х.

И не столь очевидную пятую книгу назову — «Пароль не нужен» Юлиана Семенова. Это первый роман из серии о разведчике Штирлице, тогда еще не Штирлице, а Владимирове, который под псевдонимом Исаев попадает во Владивосток (начало 1920-х). Есть одноименный фильм с Родионом Нахапетовым в роли Штирлица и Николаем Губенко в роли Блюхера. Штирлиц возник на Дальнем Востоке, потому ушел в эмиграцию с белыми в Китай, а уже потом начал работать по немцам через Австралию и превратился в Штирлица. И во Владивостоке он познакомился со своей женой, здесь у него родился сын, которого он увидел только во время войны, взрослым уже.

Понятно, что это политический детектив, но в силу того, что Семенов был профессиональный востоковед и умел работать в архивах, к фактуре сложно придраться. Исторический контекст очень четок: Владивосток, Дайран (Дальний), Хабаровск в 1921—1922 годах, столкновения красных и белых… Хороший пример вывода исторической фактуры на художественный уровень и в поле массовой культуры, чтобы широкая аудитория узнала эту историю. Потому что никто сам в архив не пойдет. 

Получилось пять книг, а не три.

— И больше спасибо, это прекрасно.