«Господи!
Дай мне терпение, чтобы принять то, чего я не могу изменить,
мужество изменить то, что я могу изменить,
и мудрость, чтобы отличить одно от другого»
(из молитвы анонимных алкоголиков,
проповеди Рейнхольда Нибура,
книжки Курта Воннегута
и самого Господа Бога)


На сцене Нового художественного театра состоялась премьера — две актрисы-птицы Ксения Бойко и Наталья Шолохова рассказали северную легенду о поморском рыбаке.



Мы писали уже о том, как режиссер театра Евгений Гельфонд выбирал литературную основу, вчитывался в строки незаслуженно забытого автора Леонида Леонова и превращал сказ советского писателя в литургию, некое религиозное обращение язычника в верующего.

Литературная основа «Егорушкиных птиц» — новелла, стилизованная под поморский сказ. О том, что есть в водах Белого моря остров Нюньюг, на котором живет Егорушка, самоеды на нарте оленей понукают, да птицы крикливые крылами бьют. Что есть у Егорушки два карбаса (рыбачьи лодки), несколько красиво сплетенных ярусов (сетей), жена Иринья да новорожденный сын Варлам. И однажды Егорушка находит на берегу монаха Агапия. Тот крест потерял, зато способность людей смущать и обращать — нет.



История сплетена из поморских слов, продраться сквозь диалект очень сложно. Как и сложно понять, что Леонид Леонов писал о вере как о процессе, с ним свершившемся, как о единственном спасении. Просто запомните это, вам так легче будет.

На сцене театра пара аскетичных построек: настил из досок и двухэтажный навес. Да и откуда в тундре дереву в больших количествах взяться, плавник один. С одного края — кусок бревна с декой и натянутыми струнами. Струны переходят в пружины и упираются в мембраны барабанов. Таким в НХТ увидели яйбахар — диковинный инструмент, играть на котором можно смычком и пальцами.



Актриса Наталья Шолохова, одна из «птиц» повествования, пользуется деревянным посохом, вылизанным морем. Она ведет палкой по пружине, та дребезжит ворчливо. Заденет сучком, дернет сильней — пружина и барабан отзываются утробным воем. Ударит смычком — и побежит по пружине живчик, словно сигнал. Дрожащие звуки сливаются в потусторонний гомон, прямиком откуда-то из нави. А сама Наталья говорит за природу, за море, великую русскую чудь и хтонь, Бога и душу. Она дух этого мира, поэтому на голове у нее рога, а плечи укутаны в совик меховой, с пушистыми хвостиками, орнаментами и бахромой.



Ксения Бойко — птица героев, голос колеса жизни. Это она превращает присказки и материнские колыбельные в молитву, застолье —  в пляску языческую да бесовщину, Ириньины стоны рожающей женщины — в песню морской пены. Все голосом, танцем, взглядом. А то встанет за терменвокс, руками в воздухе водит, а вокруг птицы кричат, баба стонет, море косточки обгладывает. Электрический инструмент, кстати, для НХТ сделал Петр Термен, правнук изобретателя терменвокса.



Каждое действие поморской легенды, каждый жест и слово на сцене сопровождается звуком — космическим из терменвокса, тревожным из яйбахара и светлым из чаши глюкофона. Эти звуки доплетают языческий мир, делают его зыбким, проявляющимся.



Если закрыть глаза, то окажешься вдруг в густоте ночи, в пустоте тундры, у берега моря, которое жадно лижет ноги и пытается утащить тебя в глубину, как Егорушку, для омовения. И кажется, это лучшее, что может с тобой случиться. Потому что смотреть «Егорушкины птицы» во все глаза — занятие бессмысленное. Тут нужно отключить голову, открыть сердце. Даже если молитва облечена в песни Дмитрия Ревякина из «Калинова моста», которые в исполнении актрис звучат лучше оригинала.



«Егорушкины птицы» — красивое и сложное сценическое действие, которое не стоит воспринимать как драматический спектакль. Это сродни медитации, всенощной, когда зал заполняется звуками верхнего мира, а люди становятся голосами его. Погрузитесь в него — случится чудо.