В этом году в Челябинске на «Рыжем фесте» выступила молодая писательница Екатерина Манойло. Ее первая книга сразу в цель — сердца критиков и читателей по всей России. То ли остросоциальная тема жизни полукровок (у главной героини отец — казах, мать — русская) так удачно попала в цель, то ли сюжет о нашей современнице, оторвавшейся от родного дома и не нашедшей опоры в жизни. «Отец смотрит на запад» — не о Европе или Америке: головой на запад хоронят людей. Эта книга — моя личная рекомендация. И к сожалению, интервью с писательницей я не смогла провести — нужно было выбрать одного хедлайнера, и я остановилась на Юзефовиче. Но то, что обсуждала Екатерина на встрече с читателями, поведаю.
Сначала сделаю небольшое отступление. Екатерина оказалась невероятно притягательной и вежливой девушкой. Наверно, три минуты встречи с ней стали самым ярким событием за все три дня форума. Екатерина не стесняется делать комплименты читателям, просить показать, что нарисовано на пиджаках, спрашивать, какой помадой пользуются фанатки, и обращаться «леди» к девушкам младше нее лет на десять. А еще писать на открытках с автографами не сухое «С уважением», «На долгую память», «Всего хорошего», а «Самой красивой девушке с объятиями от Екатерины Манойло».
Кто бы мог подумать, что эта милая и нежная девушка пишет об изнасилованиях, браках по расчету, смертях, насилии, ненависти родителей к своим детям и пренебрежении дочерьми. Вот уже вторую книгу она посвящает этим темам. Зачем?
О мистическом в сюжете
Немного введу в курс дела. В самом начале книги «Отец смотрит на запад» — спойлер — у главной героини умирает братик. После его смерти вся деревня начинает слышать его голос, рассказывающий направо и налево все самые грязные тайны и сплетни. А теперь передаем слово Екатерине Манойло:
— Магический реализм я привнесла, потому что это некое мое собственное магическое мышление. Не то чтобы я где-то видела какую-то магию, какие-то дополнительные смыслы во всем, что меня окружает. Возможно, виновата среда: я росла в 90-е в поселке, вокруг было повальное увлечение магией. Тогда только совершенно не использовали слово «эзотерика», говорили просто «магия», белая, черная. Этот мужчина ушел от жены, потому что был приворот. Другой вернулся к жене, потому что вовремя сделали отворот. И было просто какое-то повальное увлечение гаданием. По крайней мере, в том месте, в тот период времени, когда я росла.
Когда я писала роман, мне сначала был известен финал. И я думала, что должно быть какое-то событие, объясняющее, почему у меня такой финал. Получилась обратная история: придумала конец, а потом села писать начало. Так вот, когда я стала писать начало, я поняла, что мне чего-то не хватает. И мне показалось, что в завязке могли быть все мои мистические допущения. И так получилось, что на первой странице у меня умирает ребенок, а потом его голос слышится в поселке. Мне, честно говоря, уже кажется, что я не просто так это написала — я стала все время возвращаться к сюжету, где умер ребенок.
Детали из жизни отражены в книге
— В книге есть элементы автобиографии, но у моей семьи все-таки немного другая история. У нас, наоборот, сначала родился мальчик, но он умер, когда ему было полгода. А потом уже родилась я. Я помню тот шок, когда я об этом узнала, потому что мне очень хотелось кого-то: или брата, или сестру. А мне еще так буднично об этом сказали, что у меня был брат Маратик. Но через время мне стало радостно, что он был, как будто какая-то защита от него была.
Потом был у нас как-то разговор с мамой, когда я сказала, что если бы он был жив, то мы бы играли вместе. А она сказала: «Нет, если бы он был жив, тебя бы не было». Я понимаю, почему она так сказала и чем она думала, но сейчас это звучит, конечно, очень жестоко. И наверное, это меня как-то задело: мне всегда хотелось не разочаровать родителей. Я же еще ребенок от смешанного брака: я похожа на папу больше, а Маратик был на маму. Она говорила, какой он был беленький, какие у него были ручки, какие у него были ножки. И говорила это так, как может говорить мать о любимом ребенке.
С матерью у нас, честно, прекрасные отношения. Поэтому вот эта история, про брата, она для меня вот какая-то непростая. Я даже сама не думала, что она отразится в тексте, но оказалось, что ничего не спрячешь. Это какая-то, получается, исповедальная история. Но при этом это не автофикшен. Там много реальных героев, кроме моей мамы. Я не могла ее «писать», это какая-то слишком личная история.
Об истории концовки романа
— На четвертом курсе Литинститута я поняла, что готова для крупной прозы. Естественно, я пришла к тому, что моя первая книга должна быть каким-то моим опытом. И наверное, самый главный мой опыт — это то, что я родилась в этом месте, в это время и именно от таких родителей.
Я очень много лет была в ссоре с отцом, в смертельной ссоре, как я это называю. Когда он умер, я не успела приехать: это было лето, а по мусульманским обычаям лучше до заката солнца похоронить. И я была беременна. Я решила не ехать, не готова была к этому. Но потом нужно было выписывать его из квартиры, и я этим занималась. Пришла куда нужно, говорю: «Вот, пожалуйста, человек умер, как выписать?» А они мне — давайте свидетельство о смерти. Я говорю: «Его нет. Вот есть какая-то справка, я думала, у вас все нужное получу, бог миловал, я не хоронила людей до этого, не знаю, как это работает…» А мне сказали, что нужно делать экспертизу: отец был не старый, вдруг это я его убила вообще… И только после эксгумации и вскрытия все бы выдали. А это же тоже величайший грех — проводить эксгумацию…
Для меня это все стало такой какой-то страшной проблемой, страшной болью. Мы были в таких ужасных отношениях, плохо расстались, человек умер, я приехала на помощь, и тут еще это все. Эти события запустили очень длинную цепочку размышлений, почему мы оказались в этой точке. А точно ли он всегда был таким плохим? Какая была у него боль в жизни? Любил ли он меня вообще? Все эти размышления начались для меня с этой кладбищенской темы. И тогда я написала кульминационную сцену будущей книги, жестокую концовку, где главную героиню убивают в склепе. А потом пожалела читателя и героиню и переписала концовку.
Но тогда я уже придумала название для будущей книги.
Кусочки биографии в романе
— Одна из линий книги — девушка Айнагуль. Ее украл незнакомый мужчина, чтобы сделать своей женой. Эта история про украденную невесту была и в моей жизни, во времена взросления. В те годы мой двоюродный брат, который в книге тоже есть, Тулин, своровал себе обеих жен. Первая все-таки сбежала, слава богу, а вот вторая с ним осталась.
В то же время в одном из поселков произошла такая история: женщина просто шла по улице, и ее украли. А она была кормящей матерью с ребенком дома. Она говорила об этом похитителям, а ей никто не верил. И только бабушка жениха проверила ей грудь, и у девушки закапало молоко. Перед женщиной извинились и отвезли обратно, но эта история настолько для меня была вопиющей, просто кошмарной…
Когда мне было 13 лет, я подслушала, что мой отец договаривается со своим другом украсть меня. А я думаю: «Здрасте, а как же мое будущее, я писательницей хочу стать. Я не хочу жить в поселке и обслуживать вас всех». Это у меня от мамы — ей эти уклады никогда не нравились. Я, конечно, тогда тут же побежала к маме, а она уже с разборками пошла, устроила всем скандал. И больше вопроса о воровстве меня не вставало. Но мне было очень страшно, что для кого-то так все заканчивается. Как в моей книге.
Литература — психотерапия
— Тема отцов и детей супервечная и суперуниверсальная. Моя книга — универсальная история: у нас всех есть родители, отношения с ними. Но мы не всегда рефлексируем на эту тему, многие вещи открываем, только задумавшись об этом. Долгие годы я жила в парадигме, что у меня «все ок», я норм, выросла же, добилась своего.
Когда я попала в другую тусовку, другое окружение, где более осознанные люди, которые рассказывают, что прорабатывают травмы, мне подумалось, что у меня нет травм. Я рассказывала про свое детство, и все удивлялись и охали, а я им говорила: «Нет-нет, все норм». Но эти истории запустили какой-то механизм, когда я стала думать, что было в моем детстве, в моей юности, и к чему это привело, и почему я, собственно, такая, какая я есть.
Книгу я не считаю целебной историей, это не какая-то терапевтическая тема. Но если бы я не села писать, наверное, я бы и не вскрывала эти старые болячки, и не излечилась бы.
Озвучивать аудиокнигу пришлось самой
— Поначалу я думала, что «Отца» должен читать мужчина. Я не знаю, о чем я думала, но сказала издательству: «Давайте диктора». Я прослушивала голоса, потом начала женские. И мне все не нравилось, казалось, что голоса слишком русские. Мне было непонятно, как они будут читать Аманбеке, других персонажей, они же не смогут это сделать.
И позже мне позвонил генеральный директор «Альпина Проза» и после нескольких перекинутых фраз сказал, что у меня хороший голос и я сама могу озвучить. И я согласилась. Это было лучшее решение: именно эту книгу я не вижу ни в чьем другом исполнении.
О новой книге
— Вторая книга, «Ветер уносит мертвые листья», совсем другая, ведь мне хотелось показать, что у меня серьезные планы на литературу, и я хочу не то чтобы пробовать себя в разных жанрах, но показать, что я кое-что умею. А что не умею — научусь. Поэтому книга получилась именно такой, как роуд-муви. Я люблю этот жанр, и мне жаль, что на российском рынке он совсем не популярен.
Вообще динамичность, которой обладает книга, очень сильно «про меня». Я такая же динамичная, мысли иногда вперед меня бегут. Но роман писался тяжелее, мне казалось, что я вновь пишу «Отца». «Ты задала себе определенные рамки, пожалуйста, держи себя в руках, и хватит песнопения», — сказала я себе.
Сейчас я пишу уже третий роман, он называется «Молодой мальчик». Там тоже все куда-то едут… Это будет история о семье золотодобытчиков, где растет ребенок-нюхач, чувствующий, где есть золото. И в связи с этим у семьи есть как большие радости, так и проблемки.
С этим связана любопытная история: я узнала, что есть ребенок, который перевозил на себе золотые слитки контрабандой. Я подумала: «Ничего себе у кого-то детство. Кто-то в компьютерные игры играет, а кто-то…» Потом решила, что об этом было бы интересно написать книгу — кто этот человек, где родился, отразилось ли на нем взросление в родном поселке…
«Отец смотрит на запад» будет экранизирован
— Я очень рада, что это будет авторское кино, но в то же время с этим связаны некоторые проблемы, потому что авторское кино сложнее снимать. Сложно найти финансирование, его сложно продвигать, велика вероятность разных запретов, потому что, как ни крути, тут есть конфликт полов, домашнее насилие, религия. Если запреты будут, то я буду расстраиваться: моя книга же не о религиозном конфликте. Но я знаю, о чем думает режиссер этого фильма, его видение совпадает с моим. Мне этого достаточно.
Для меня дорогого стоит, что моя история зацепила конкретного режиссера. Но для меня экранизации — отдельные произведения. То, что получится у съемочной команды, — это уже их продукт, не мой.
Будет ли у «Отца» продолжение?
— Мне часто задают этот вопрос. Я раньше говорила, что нет, продолжения не будет. А сейчас… Пока не буду рассказывать вам…
P. S. Екатерина и мне успела задать вопрос. К сожалению, я не помнила на него ответа. Поэтому писательница так и не узнает, что у меня была помада Maybelline New York Superstay Ink Crayon в оттенке № 10. А в уголках — коричневая жидкая помада от NYX из набора Sugar trip lippie vault.
Фото: Анна Овечкина