Режиссер Александр Хант («Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» с Алексеем Серебряковым) представил в челябинском «Синема парке» свою новую картину «Межсезонье», снятую по мотивам истории псковских подростков Кати и Дениса. В 2016 году эти школьники поссорились с родителями, заперлись в загородном доме, стреляли в полицейских и вели прямую трансляцию в Periscopе. Когда начался штурм, они покончили с собой.

Мы побывали на предпремьерном показе, на обсуждении со зрителями и поговорили с Александром Хантом.

Александр Хант и Игорь Иванов (исполнитель роли Дани) на встрече со студентами ЧГИКа

Если коротко: «Межсезонье» — это не история Кати и Дениса. Это история других школьников: мальчика Дани и девочки Саши, переживающих кульминацию пубертатного возраста. Это время концентрированного протеста и бунта — момент, который помнит каждый, кто был подростком.

Тебя просто бомбит оттого, что надо подчиняться нелепым родительским требованиям, жить по непонятно кем установленным правилам. Зачем ходить в школу? Почему нельзя покрасить голову в розовый, а в нос вставить кольцо? Почему нельзя дружить с этой девочкой? Зачем приходить домой не позже одиннадцати? Почему ты что-то кому-то должен? Почему вообще все — вот так?

И милый послушный мальчик, и тихая умная девочка внезапно превращаются в неуправляемых монстров и отменяют родителей. Больше никто никого не слышит. И никто не минует этот опасный возраст, никто его не перепрыгнет и не проспит.

Кадр из фильма «Межсезонье». Большая часть картины снималась в Екатеринбурге

На этапе подготовки Александр Хант перелопатил 11 тысяч анкет, собранных во «ВКонтакте». 11 тысяч анкет.  Не всякая социологическая компания обрабатывала такой массив данных, и было бы здорово, если бы психологи вместе с педагогами и социологами этот материал каким-то образом обобщили и рассказали родителям об умонастроениях молодого поколения.

Потому что дети со своими родителями никогда ни о чем таком не говорят.

Подростки отвечали на вопросы о том, как живут и что чувствуют. Некоторых ребят режиссер попросил записать видеоинтервью — так он искал (и нашел) главных героев. С этих монологов-видеоинтервью и начинается фильм:

«…Ты должна учиться! Пойти по какой- то профессии. Господи! Я вам. Ничего. Не должна».

«…Я не уверен в себе. Никогда. Я не люблю себя. Выхожу на улицу, думаю: кто все эти люди? Почему никто не танцует?»

«…Этот мир очень несправедлив. Жадный, нечестный. И я часто нарываюсь на конфликты, потому что я понимаю, что какие-то люди не правы, и я им об этом прямо говорю».

Сбивчивые интонации, какие бывают у человека, которого впервые внимательно слушают, плюс документальность и искренность этих видеоинтервью зададут тон фильму. Будет впечатление, что камера подсматривает за героями. Тем более, что идею фильму дала реальная история.



«Когда я смотрел трансляцию на Periscope, я четко понимал: эти псковские школьники — не самоубийцы. Они находятся в сложной ситуации. Они не понимают, что происходит вокруг. И никто не может им объяснить реальную картину. Они сами загоняют себя в угол. И было очень четкое ощущение, что эта ситуация была разрешима. Нужен был просто нейтральный спокойный голос, независимый от сторон конфликта. И все могло закончиться иначе», — так Александр Хант ответил на вопрос, чем его зацепила псковская история.
Хант снял историю подросткового протеста, которая только отсветом напоминает псковскую трагедию. Сам протест универсален.

Очень домашний мальчик Даня вырос с мамой. Его мама — это гиперопека, которая переводится как мамина любовь. Девочка Саша живет с мамой, отчимом и их новым ребенком. Ее мама — это старшая сестра, которая предала ее ради какого-то неизвестного мужчины. Этих двоих детей вытолкнет друг к другу желание освободиться.

Побег из дома они придумают на ходу, случайно. А когда поймают веселящий кайф делать все, что хочется, без страха получить взбучку, уже не смогут остановиться.

Этот фильм очень честно и тонко исследует природу здорового подросткового бунта, такого же нормального явления в 13—15—17 лет, как… учиться ходить и есть ложкой в первый год жизни. Эти новые люди тоже в каком-то смысле учатся ходить — только не по проторенным правильным дорожкам, а туда, где им интересно, вот и все. Эти шаги, разламывающие родительские запреты, становятся каркасом взросления и каркасом сюжета.

Пожалуй, это первый за последние годы в кино прямой разговор о том, чем родители достали детей. Первая открытая попытка на детском языке вслух объяснить этим и всем остальным взрослым, чего они хотят.

Неважно, сколько лет вашему ребенку: однажды он точно будет подростком, который обнаружит, что его родители — глупые, закомплексованные, несчастные люди, которые боятся изменить свою никчемную жизнь. И вы не сможете переубедить его своими дурацкими правильными фразами.

«Я вспомнил, каким подростком был я. Понятно, что моя мама не догадывалась, чем мы с друзьями занимались и какие переживали приключения, и слава богу. Это нормально. Вот сейчас я молодой отец, у меня растет дочь. И не думаю, что я ей скажу когда-нибудь: «Слушай, вот было бы здорово, если бы ты пережила такие же приключения!» Конечно, нет! Я не хотел бы ничего подобного. Я отлично понимаю родителей, которые боятся за детей», — рассказывает режиссер Александр Хант.


Если бы отзыв на фильм «Межсезонье» писала условная учительница скрепного образца, то фразы были бы примерно такие: 

«В этой картине показаны морально распущенные, невоспитанные дети, лишенные чувства долга и уважения к старшим. Им чужды ценности семьи. У них нет целей. Они разболтанны, безответственны, не приспособлены к жизни и совершают противоправные поступки. Они не могут стать достойными членами общества, так как не имеют представления о том, что такое хорошо и что такое плохо» — это вам для того, чтобы без спойлеров представить линию поведения и образы главных героев.

Режиссер Александр Хант на сто процентов на стороне подростков, чем вызывает безусловное уважение.
   
Фильм вызвал очень бурное обсуждение. Зрители, которые пришли на предпремьерный показ в «Синема Парк», были так взволнованы, что задавали вопросы не только режиссеру, но и друг другу: 

«Я забыла, что это фильм. Это жизнь», — женщина лет сорока, голос дрожит.

«Я слов не могу подобрать. Спасибо вам! Мы все жертвы нашего детства», — другая взрослая женщина.

«Есть у вас рецепт, как не доводить до такого? Как говорить с детьми? Вообще ничего не запрещать?» — мужчина горячится.

«Почему вам не жалко родителей? Вы вынесли приговор всему поколению родителей! Я не могу понять, кто в этом фильме хороший?» — другой мужчина средних лет. 
 
«Для кого вы сняли этот фильм? Для подростков или для родителей?» — это молодая девушка.

И пожалуй, самая ценная фраза 17—18-летней зрительницы: «Я очень хочу привести на этот фильм своего отца».

И так встречали фильм в Екатеринбурге, Перми, Петербурге, Новосибирске, Москве — везде, где прокатился предпремьерный тур. Зал вставал и аплодировал.


Александр Хант, который снимал «Межсезонье» больше двух лет совершенно бесплатно и независимо от какой бы то ни было государственной поддержки, высказался на такую болезненную и, как видим, убийственную тему очень свободно. Поэтому получилось честно, что на больших экранах сейчас редкость.

«Когда я начал общаться с подростками, я понял — про них родители ничего не знают. И они про родителей — тоже ничего. Это, на самом деле, главная проблема. Дети рисуют мам и пап схематично, по шаблону. Родители ничего про себя не рассказывают. Но если ты хочешь, чтобы ребенок был с тобой откровенен, — позволь для начала эту искренность и откровенность самому себе. Просто расскажи ему про свои трудности — и это вернется. Это непросто. Конечно, непросто. И правда в том, что рецепта никакого нет», — резюмирует режиссер.

Жизнь слишком прекрасна, чтобы ее бояться. Эта фраза, рассыпанная по всей длине фильма на отдельные слова на заборах, все же считывается.

В финале из зимнего леса прямо на зрителей надвигается черная толпа. Не сразу понимаешь, кто это за деревьями. Масса нестройно движется, приближается, и наконец они выстраиваются в несколько плотных рядов, мальчики и девочки в черном, и спокойно смотрят на тебя. Мы видим их лица. Они молча и прямо смотрят в зал.

Мероприятие для лиц старше 18 лет