Ровно через месяц в Челябинск съедутся писатели и книжные издательства на ставший уже традиционным литературный форум «Рыжий фест» и Южно-Уральскую книжную ярмарку. Среди громких имен — Леонид Юзефович, Яна Вагнер, Евгений Алехин, Виктор Ремизов, Екатерина Манойло. В прошлом году столицу Южного Урала посетил Алексей Иванов — автор кинематографических «Сердца Пармы», «Тобола», «Пищеблока» и, конечно, пропившего глобус «Географа». Тогда наши корреспонденты узнали у писателя, откуда берутся идеи, понятен ли уральский менталитет за рубежом и нужен ли мат в книгах и фильмах. Этим летом Иванов вновь приехал в Челябинск. Наша журналистка побывала на этой встрече и задала волнующий вопрос: «Второй сезон „Пищеблока“ — провал или достойное продолжение книги?» Делимся с вами первой частью мнения автора об Урале и современной литературе.

ПРО УРАЛ, ПРОМЫШЛЕННОСТЬ И ИДЕНТИЧНОСТЬ

Урал — уникальная зона планеты Земля

— Урал — это самая индустриализованная зона на нашей планете, он практически полностью изменен индустриальным вмешательством. Промышленный туризм здесь не просто поездки на заводы. Например, можно приехать на берег какого-нибудь озера, и будет казаться, что мы на природе, а на самом деле это озеро — бывший карьер, только затопленный. Практически весь ландшафт Южного Урала, который турист воспринимает как дикий, на самом деле преобразован человеком. И вот такое наследие горнозаводской цивилизации надо сохранять и осмыслять не просто как красивую природу.

Челябинская промышленность — парижский арт-объект

— Я по образованию искусствовед, и, когда я учился в университете, нам рассказывали интересную историю. Примерно в 60-е годы во Франции решили строить музей современного искусства Помпиду, так чтобы здание было современным, выразительным, необычным. И вот архитекторы придумали все коммуникации вынести наружу: обвести здание трубами, кабелями, арматурой, лифтами, да еще и ярко покрасить все это. Когда так сделали, получилось просто гениально, грандиозно. Сразу стало чувствоваться, что это XX век, это прогресс, это современность. С тех пор такой прием в искусстве и архитектуре стали использовать постоянно. И вот когда я увидел производство Челябинска, у меня было такое ощущение, что я попал в музей современного искусства во Франции. Только этот музей не статичный, а живой: в нем всегда что-то движется, шевелится, поднимается и куда-то едет.

Челябинск — как Манчестер, только «небесный»

— Эта моя фраза в одном из старых интервью — ни в коем случае не умаление Челябинска. Это сравнение в том смысле, что вот так, как Манчестер, должны выглядеть промышленные индустриальные города: все наследие в них должно быть сохранено, выявлено в структуре города и включено в жизнь XXI века, являться главным выразительным элементом города. В этом смысле Манчестер и является небесным Челябинском. То есть Манчестер — такой эталон индустриальных промышленных городов. Вот что надо делать с индустриализмом, причем старым индустриализмом в новом времени.

Аркаим — эзотерическая столица Урала

— Я не сторонник эзотерики, мне все это кажется фигней какой-то, вся эта связь с космосом, все это легкое сумасшествие. Но я не считаю, что это нужно как-то искоренять и преобразовывать. Я помню, когда был в Стоунхендже в Англии, там такое же количество вот этих сумасшедших ходило, которые едут туда питаться солнцем, общаться с предками и космосом. Ну да ради бога, они же туристы, приносят деньги, на эти деньги существует этот объект. Так что относиться пренебрежительно и выгонять их не стоит, несмотря на то, что это вещи совершенно, скажем так, антинаучные. Но не в этом дело.

Аркаим — это поселение, которому, кажется, уже около трех тысяч лет, но просуществовало оно сравнительно недолго, лет 50—70 лет. Потом этот народ ушел, все поселения были заброшены и забыты. Но эти древние арии, когда пришли на Урал, обнаружили, что здесь есть запасы руды, древесины в лесах, что здесь можно заниматься металлургией. На самом Аркаиме сохранились уникальные печи, чтобы плавить руду. То есть Аркаим — это пример того, что на Урале, кто бы сюда ни явился — крестьяне, кочевники, — без вариантов становился промышленником.

Бренд Челябинска тяжело найти, он должен быть естественным, а не приписанным

— Вот если в нескольких словах, Челябинск — это про что? Об этом сложно говорить, потому что Челябинская область — это не гомогенный район, то есть это не единый регион, здесь сложилось очень много всего разного. Если брать, например, Свердловскую область, то она более-менее понятна, все можно обозначить одним словом — Демидовы. Точно так же, если брать Пермский край, его можно обозначить словом Строгановы. Башкортостан — Салават.

С Челябинской областью такое не прокатит, потому что Челябинская область очень сложна по устройству. Здесь и горнозаводская индустрия, и золотая лихорадка, и добыча самоцветов, и земледельческая культура. Челябинский регион — сложносоставной, и сводить его к какому-то одному символу, одному бренду неправильно. Пусть лучше их будет несколько. Это для региона будет более справедливо и даже более выгодно.

Вот Челябинский метеорит — это забавно, но это просто случай, а не норма. Дело в том, что все вот эти бренды, они же не рождаются на пустом листе, не высасываются из пальца. Огромное количество раз в недавней истории России было, когда власти задумывались: «Вот создадим бренд!» И начинали вкладывать деньги, прилагать какие-то усилия для раскрутки местности, и ничего не получалось, все улетало на ветер.

Бренд должен исходить из идентичности этой территории: ее географии, истории, менталитета тех людей, которые жили в течение поколений. Если бренд привнесен извне, то, сколько в него денег ни вкладывай, он все равно не приживется. Челябинский метеорит прилетел, взорвался, и все. Но это не суть этой — челябинской — земли.

Челябинская металлургия — волшебный мир драконов и гномов, сошедший со страниц комиксов

— Развитие промышленного туризма в Челябинске — вот это было бы аккуратно, идентично и стильно. Но, например, рассказывать современной молодежи об Урале надо несерьезно, иначе у них в одно ухо влетает, в другое вылетает: они не поймут смысла и ценности всех этих вещей. Ну, например, горнозаводский Урал им нужно предъявлять как территорию волшебства и чудес. Потому что металлургия по сути своей — это и есть чудо. И так продумывать: образ кузнеца сопоставлять с колдуном, то есть человеком, который через огонь производит нужные в хозяйстве вещи. А шахтера — через образ воина, человека, который идет преодолевать силу ведьм и добывать трофеи.

И вот представленный через воинское и колдовское, современный индустриальный Урал будет интересен современной молодежи — и россиянам, и иностранцам. И в таком случае если мы предъявим старинный горный завод в виде рыцарского замка, то любой турист увидит в промышленном гиганте очертания крепостных стен и башен.

По сути, это то же, что около 100 лет назад сделал Бажов, воскресив культуру малахита. Этот камень в советское время считался несчастливым, он был частью царского режима, пошлостью. А Бажов увидел — и показал — мистическую сторону малахита, что сделало самоцвет популярным. И для современного Урала что-то подобное будет очень выгодно, потому что по своей семантике, по смыслам своим, регион действительно очень выразителен. Да это настоящая ходячая мифология!

Какой путь ты, Урал, выберешь?

— Боюсь, если Урал выберет неправильный путь, он заглохнет и превратится в безликую, никому не интересную провинцию, далеко не самую индустриально развитую. Но если все будет делать правильно — окажется в числе двигателей мировой цивилизации.

Продолжение следует.