Писательница из Челябинска написала книгу о расследовании дела педофилов

Алена Алексина родилась в Челябинске. После окончания филфака ЧелГУ поступила в аспирантуру МГУ, прошла обучение в сценарной магистратуре ВГИКа, работала редактором в книжных издательствах, стала главным редактором русскоязычного издательского дома «Вестник Кипра». Она с детства писала сказки и стихи, ее детские повести не раз были отмечены Международной литературной премией им. Крапивина. 

В издательстве Corpus вышла книга «Суть вещи» — о девушке — гениальном математике с расстройством аутистического спектра. Книга была презентована на Международной ярмарке интеллектуальной литературы Non/fiction, которая состоялась в начале декабря в Москве. «Героиня Алены Алексиной уязвима и беззащитна. Зло, которому она бросает вызов, казалось бы, неодолимо. Однако вопреки всему, вопреки самой надежде героиня вступает в битву — и одерживает победу, причем не только над злом, но и — в первую очередь — над собственными демонами, над своей уязвимостью», — такую оценку дала книге литературный критик Галина Юзефович.

В интервью Первому областному информационному агентству Алена Алексина рассказала о замысле книги, основанной на реальных событиях, детях, которые находятся в зоне риска, и спектре нормальности. 

— Расскажи — как возникла идея книги? 

— Я стояла в ванной флорентийского отеля, собирала косметичку. И вдруг мне в голову пришла мысль, что люди, которые придут прибирать номер, узнают о нас, о нашей жизни и привычках больше, чем мы на самом деле готовы показать. И так родилась Лиза. Я бродила по городу, видела на домах памятные таблички о том, что здесь великий русский писатель Достоевский написал роман «Идиот», и попыталась немного мысленно поспорить с классиком. К концу дня сюжет уже в общих чертах сложился. 

— Мне кажется, Лиза — тоже мышкинского склада? 

— Да, абсолютно. 

— Почему действие романа разворачивается в Перми? 

— Изначально выбор стоял между Санкт-Петербургом, Челябинском и Пермью, и последний вариант победил. Дело в том, что события, которые описываются в романе, — линия расследования дел о педофилии — произошли на самом деле. Эта линия фактически документальна. 

— Серьезно? 

— Да. На момент создания романа как раз гремело громкое дело о раскрытии сети в Перми. Так что город был выбран не случайно. 

— Как ты погружалась в тему? 

— Сидела на форумах педофилов в даркнете. 

— Изумляет простота, с которой ты рассказываешь об этом. 

— Меня и саму удивило, как все это оказалось просто найти. Потому что никто особо и не прячется. Это страшно. Если раньше человек замечал за собой какие-то нездоровые наклонности, его это страшило и останавливало. А теперь он приходит на форум, где его с распростертыми объятьями встречают «опытные товарищи». И убеждают в том, что это не с ним что-то не так, а просто «отсталое общество» еще не доросло, а дети «сами этого хотят» и провоцируют. 

— Неужели это приобрело настолько огромный размах? 

— Не только в нашей стране, по всему миру — ужасающая ситуация. Это тот род преступлений, который тяжело доказать. Даже если — редкий случай! — пострадавшие обращаются в полицию. Но статистика красноречива: на Кипре только за прошлый год было около четырехсот подтвержденных случаев педофилии. При том, что в стране проживает около миллиона человек. Был дикий случай: девушка, уже совершеннолетняя, сообщила, что приходской священник домогался ее, совратил. Ей никто не поверил, ее забуллили. И она покончила собой. А дальше события развернулись непредсказуемым образом, потому что появились свидетельства других девушек. И доказательства стали неопровержимыми: приходской священник годами растлевал девочек своего прихода буквально под носом их родителей. Это просто ужасает. 

Или взять ситуации, которые происходят сплошь и рядом: отчим или даже родной отец развращает ребенка, а мать, узнав обо всем, встает на сторону насильника, а не собственного ребенка — выгоняет ребенка из дома, видя в нем соперника, или обвиняет его в том, что отца посадили в тюрьму. Только я знаю пять совершенно реальных случаев, когда мать ждет возвращения мужа-педофила из тюрьмы, а собственного ребенка знать не желает, потому что это живое напоминание об измене. Как и случаев, когда мужчины специально подыскивали для брака женщин с детьми, потому что им нужны были именно эти дети.

 — То есть история «Лолиты» — не художественный вымысел? 

— Да, и, к сожалению, это гораздо более распространенная ситуация, чем мы привыкли об этом думать. 

Я хочу вывести все это в область общественной дискуссии. Чтобы обвинить педофила в насилии и растлении было не стыдно и не страшно. Потому что они пользуются заговором молчания. Главное оружие педофила — это секретность. Он создает особые, доверительные, дружеские отношения с ребенком. Если в жизни ребенка нет значимого взрослого, если у него не закрыта потребность в общении с кем-то старше, то педофил этим пользуется. Они очень хорошо видят таких детей, вычисляют их моментально. Одинокий, неприкаянный ребенок — легкая добыча. 

Презентация книги «Суть вещи» в «Подписных изданиях» в Санкт-Петербурге

— Особо болезненный момент книги в том, что насилие совершает врач, который обладает весомым авторитетом в профессиональной среде, репутацией, связями, пользуется безоговорочным доверием родителей. А его жертвы — дети-инвалиды, которым веры нет. 

— Да, это уязвимость детства. Родители не должны упускать ребенка из поля зрения. Насилие, злоупотребление властью может скрываться под разными масками. Я не раз слышала критику в адрес книги, что зло получилось прямо-таки инфернальным: злодеи творят злодейства просто потому, что уверены в своей безнаказанности. Но это сделано намеренно. 

Да, сейчас есть тренд на то, чтобы оправдывать злодеев, рассказывая о том, что и в их детстве была психологическая травма: мама его как-то не так любила, поэтому он и вырос нехорошим. Но зачастую все не так. Ребенок рос в благополучной семье, обласканный и ни в чем не знал отказа. А злодейства творит просто потому, что никто его не остановит и ничего ему за это не будет. И все. Он чувствует себя медведем в лесу, полном маленьких сладких зайчиков. 

— Книга написана от лица героини с расстройством аутистического спектра: мы видим мир, людей и события ее глазами. Как удалось достичь такой достоверности? 

— Я во многом списывала Лизу с себя. Мне было довольно легко проникнуть в ее логику, раскрыть ее внутренние переживания, потому что это отражение меня, во всяком случае, важная часть меня. У нас нет общих биографических черт, но структура личности, поведенческие паттерны — мои. Меня заворожила возможность говорить от ее лица, ее голосом. 

Когда я дописывала книгу, произошла совершенно потрясающая история: на Кипр приехала писательница, над чьими романами я работала как редактор. Я рассказала ей про роман, про то, что главная героиня, Лиза, — нейроотличный человек, ей около тридцати и она работает уборщицей, хотя вообще-то талантливый математик. И по мере того, как я рассказывала, ее лицо все сильнее вытягивалось, потому что казалось, что все это, до мельчайшей детали, списано с ее взрослой дочери. А вскоре и сама дочь приехала на Кипр, мы откровенно поговорили, и я поняла, что во многом ее угадала. Это удивительный опыт. Наверное, самое необычное, что происходило со мной в жизни. 

— Полезно посмотреть «из головы» другого человека с отличным от твоего взглядом на мир. Потому что, несмотря на разговоры об инклюзии, до сих пор к ним неоднозначное отношение в обществе. 

— Да, стигматизация нейроотличных людей по-прежнему есть. И поговорить о том, как общество реагирует на детей с особенностями, было еще одной моей целью. Гигантское количество стереотипов насаждаются массовой культурой. Когда я слышу, что люди с аутизмом не испытывают эмоций и не нуждаются в привязанностях, то обычно говорю, что это вы с психопатами перепутали. Об аутизме я знаю не понаслышке: как говорится, были, плавали. 

Мне хотелось донести простую мысль: люди с аутизмом — точно такие же, но чуть более уязвимые, чем нейротипики, важно вовремя сделать шаг в сторону и дать им возможность побыть наедине с собой. Но они точно так же хотят иметь друзей, семью, работать и учиться. Общество должно переформатировать свой взгляд. Расстройства аутистического спектра не просто так названы. Норма — это ведь тоже спектр. И вообще, что считать нормой? Допустим, у 90% людей на планете есть кариес. Значит ли это, что это является нормой? Или все-таки норма — это здоровые зубы? 

Вот эта вечная наша привычка все рассовывать по полочкам, по коробочкам должна быть переосмыслена. 

Ксенофобия в людях, предрассудки очень сильны. Много мракобесия. Многие до сих пор считают, что рак — это инфекция, которой можно заразиться от соседки по лестничной клетке. Но я вижу, что у следующего поколения нет привычки характеризовать людей через пол или внешность. Они не обращают на это такого внимания, как их родители. И, может быть, в этом наша надежда. Понимание, что все люди — разные и в то же время равные, сильно улучшит мир и жизнь каждого в отдельности. 

— Книжный критик Галина Юзефович сравнила героиню с маленьким хоббитом, который в одиночку пытается противостоять темному властелину. Скажи, ты сама веришь в возможность относительно счастливого финала истории в реальной жизни? 

— Да. Должно сойтись в одной точке большое число случайных совпадений, но это происходит не так уж редко. Казалось бы, ничего не предвещает счастливого финала, но звезды выстраиваются в ряд, и все происходит так, как невозможно было предугадать. Я искренне верю в то, что, когда у человека правда за спиной, это делает его во много раз сильнее. Он становится Давидом, побеждающим Голиафа. 

— На твой взгляд, локализация за пределами Москвы важна для литературы? 

— Критически важна! Если взглянуть на масскультуру, то создается ощущение, что других городов, кроме Москвы и, может быть, еще Санкт-Петербурга, на карте страны нет. Надоели проблемы богатых людей, которые уже не знают, куда потратить деньги и с кем переспать. Я не уверена, что мой роман прославит Пермь, да и вообще покажет город в хорошем свете: все-таки он становится местом страшных событий. А действие следующего романа будет происходить в Челябинске — по крайней мере, частично. Но в этом тоже нет ничего хорошего, так что прощу прощения сразу. 

Мне хочется разговаривать на сложные, острые темы, которые всегда меня волновали и беспокоили. Конечно, писать смешные и милые детские книги гораздо безопаснее, это уютная ниша, мумми-дом. Но пришло время выходить за порог и писать не только о том, что радует, но и о том, что тревожит. 

— Зачем людям, у которых в жизни все, в общем-то, благополучно или, наоборот, и своих проблем выше крыши, читать литературу травмы? 

— Вот, кстати, я совершенно не согласна, что роман попадает под это определение. Я считаю, это, скорее, литература исцеления. Дарующая надежду. 

Я в принципе литературу для себя делю на две большие категории: ту, после которой хочется жить, и ту, после которой хочется удавиться. Мне хочется, чтобы это был путь преодоления и победы. Не только дети заслуживают хорошего финала книги. Мне кажется, в реальной жизни достаточно хтони и ужаса, чтобы оставлять финал жесткой истории открытым или делать его трагичным. 

— Кстати, если говорить о жанровой принадлежности, то возникает настоящая путаница: это и детектив, и триллер, и роман взросления. Это намеренное смешение? 

— Да, я старалась уйти от четкой принадлежности к определенному жанру. Взяла трагедию — и вывернула наизнанку, воспользовавшись словами Бродского о том, что в подлинной трагедии гибнет не герой, а хор. Взяла жанр детектива, хоррора — и тоже вывернула их наизнанку, нарушив канонические правила. Словом, резвилась, как могла. Чтобы роман манил намеками, но все время ускользал от четкой каталогизации. 

— Динамичность действия, яркие характеры, закрученная интрига делают роман очень кинематографичным, ты не думала над этим? 

— Да, и он изначально создавался как сценарий. Сейчас я получаю достаточно много предложений об экранизации. Надеюсь, что будут и переводы. Во всяком случае, первый тираж разошелся за месяц, и книга ушла на допечатку. Мне радостно сознавать, что моя Лиза путешествует по разным городам и находит новых друзей.