Момент спектакля «Достоевский. Пластические рассказы»
Сергей Зырянов закончил актерский курс ЧГИК, поработал руководителем детской театральной студии, а потом поступил в режиссерскую мастерскую Николая Коляды. Он сделал четыре абсолютно пластических спектакля, поставленных по классикам мировой литературы: «Вишневый сад», «Гамлет», «Дон Жуан» и «Достоевский». Каждый из них не пересказывает сюжет, а создает настроение, предлагает новую идею и будто препарирует вселенные писателей.
И прямо сейчас руками Зырянова и артистов создается Z-театр, экспериментальная и разгонная площадка для вчерашних студентов. Даже если со «вчерашнего» минуло несколько лет.
«Педагоги не ставили с нами режиссерских экспериментов»
— Зачем вам свой театр?
— Я учился на актерском в ЧГИКе. Ходил на спектакли в челябинские театры, на учебные постановки. И мне не нравилось, все казалось каким-то нафталиновым. Понятно, что у каждого театра есть своя задача. Должен быть театр для работяг, такой академический и незамысловатый одновременно. Когда на сцене феерия, а у зрителя в голове — ноль вопросов, все понятно.
— А театр должен нагружать?
— В царской России говорили, что «театр должен быть понят народом». А большевики переформулировали «театр должен быть понятным народу». Кажется, всего пару букв изменили, а смысл кардинально иной. И тут важная грань, ребро, с которого многие сваливаются во «что хочу, то ворочу, пойми меня» или в слишком лобовой театр. А я сижу как дурак: или ничего не понимаю, а все вокруг хлопают, или все понимаю и скучно.
— Ваши студенческие спектакли — они какими были?
— Педагоги дали нам отличное образование, но режиссерских экспериментов хотелось бы больше. Я учился с Димой Писаревым (ставит спектакли в Молодежном театре и Театре драмы. — Прим. ред.), Сашей Зайцевым (актер Молодежного театра. — Прим. ред.), Викой Бухариной (актриса Камерного театра. — Прим. ред.). Сейчас почти все мои однокурсники так или иначе связаны с театрами, и не только челябинскими, это хорошо. А тогда мы ходили и я все больше разочаровывался.
«Некоторые челябинские театры откровенно консервативны, и мне совершенно непонятно, про что они, зачем зрителю? Выгулять платье, заглянуть в буфет, геолокацию поставить «Я в театре»?
— И тут я увидел театр, который каждым своим спектаклем говорит: мы вот про это, вот так видим, вот так думаем. От крошечного элемента декораций до последней реплики и движения — все двигает идею. Это было на одном из фестивалей «Камерата», когда своего «Гамлета» привез «Коляда-театр». Сказать, что я офигел, — ничего не сказать. Тогда я понял, что хочу так же. Попробовать новое направление, сказать новое слово в искусстве. По крайней мере, попытаться.
«Свой первый спектакль я сделал за 11 дней»
— Почему пластические спектакли?
— Я пришел к жене и предложил ей поставить классику, «Вишневый сад», но сделать какую-то необычную версию. Чтобы бомбануть, чтобы не получилось «очередной кто-то сделал спектакль». И говорю: давай он будет полностью пластическим? Варвара — хореограф, педагог того же ЧГИКа. Я, собственно, ее студентом был.
— Ориентировались на кого-то?
— В России есть такой хореограф Сергей Землянский. Он наш земляк, тоже учился в ЧГИКе, потом работал в Екатеринбурге, а сейчас ставит спектакли то тут, то там, работает у Михалкова и так далее. Он делает пластические спектакли по классикам. Но в большей степени иллюстрирует сюжет. Например, «Ревизор», очень красивые танцевальные элементы, пластика на высоте. Но все по тексту, я не вижу режиссерской мысли. Зачем он берет «Ревизора», что нового хочет сказать? Мне этого мало.
«Прихожу в театр, и если не вижу, почему взят именно этот материал, то становится скучно. И начинает жутко болеть жопа, потому что уже все понял, а еще полтора часа сидеть и смотреть. Я же могу прочитать исходник, и в моей голове картинка будет круче, чем вы мне тут показываете. А вот что за этим стоит? Ах, вот про что Достоевский, вот про что Чехов бывает... Этим меня Коляда и зацепил».
— С кем вы сделали «Вишневый сад» в итоге?
— В январе 2019 нам дали «пушечное мясо» — студентов четвертого курса. И сказали, что на все про все 11 дней, потом начинаются занятия. Справились, и я считаю, что это одна из лучших наших работ. Всем было интересно, потому что подобного раньше никто не делал. Не скажу, что сломали стереотипы: никого не раздели, в трусах по сцене не бегали. Вход на «Вишневый сад» был бесплатным. Помню, я еще шутил: чтобы напечатать бумажные билеты, нужно заранее продать хотя бы пять штук.
— Был полный зал?
— Наверное, успех еще сильно зависел от рекламы. Мы сделали качественные и красивые программки, начали политику с продвижением. Я вполне отдаю себе отчет в том, что сегодня продюсерство стоит во главе. Даже если ты делаешь гениальные вещи, но про них никто не знает — никто не придет и не заплатит тебе деньги. А деньги нужны, чтобы делать новые спектакли. Например, на декорации «Достоевского» ушло 50 тысяч. Поэтому нам нужны спонсоры, продвижение и новые зрители.
Момент спектакля «Достоевский. Пластические рассказы»
Никогда ничего не просите: сами придут и все дадут
— За чей счет выпускаете спектакли?
— За свой. Кроме того, нам очень помогает институт — у нас есть сцена, репетиционная площадка, техники, которые ставят нам свет и звук. Плюс в нашем распоряжении университетская типография — печатаем красивые билеты и программки. Когда играем спектакли, все сборы я делю на зарплаты артистам, оплату производственных счетов.
— Но вам ведь никто не платит зарплату?
— Нет. Я обдумываю спектакль, перечитываю инсценировки, подбираю музыку, проигрываю в голове сцены. А тело мое в этот момент едет на работу, за которую мне платят деньги. Потому что у меня семья, дети. Но я горю театром, поэтому не жалуюсь.
— У вас не самые низкие цены на билеты.
— Но и не самые высокие, 600—800 рублей. Ведь это поддержка в первую очередь. Например, когда иду к Александру Черепанову в Mini Театр, я всегда плачу за билет. А ведь мы знакомы близко, он мой педагог. Но я знаю, что такое 400 настоящих рублей в кассу. Это партия билетов на следующий спектакль, что-то из реквизита. В ноябре мы показывали «Дон Жуана» и неплохо собрали — я тогда заплатил артистам и вложил остатки в постановку «Достоевского».
— И на что будете играть дальше?
— В идеале нужен отдельный человек, который как раз будет заниматься коммерческой стратегией. Во мне коммерческой жилки нет, мне сложно просить деньги. Я сам всегда с радостью плачу за то, что мне нравится. И жду от людей того же. Почему я должен просить? Пусть приходят и помогают. Но эта тактика не всегда срабатывает. Вообще не срабатывает.
«Сделаю „Вишневому саду“ NFT-метку (токен, электронный сертификат, подтверждающий уникальность объекта. — Прим. ред.) и продам на аукционе. А почему нет, вдруг кто-то богатый купит себе спектакль?!»
Момент спектакля «Достоевский. Пластические рассказы»
— Вам бы хотелось большой театр с регулярным репертуаром?
— Я не верю в репертуарный театр сегодня. И не хочу себе театр с колоннами. Ну кто будет ходить? Собирать ежедневно 40 человек — реально. Заполнять зал учебного театра ЧГИК на 400 мест — невозможно. А актеры психологически ломаются, если играют при пустом зале. На премьере «Достоевского» было 250 зрителей. С точки зрения площадки маловато. Но в сравнении... Например, мы собрали не 250 человек, а полтора «Коляда-театра», в котором зал на 150 мест. Круто!
— А ЧГИК как-то влияет на ваши спектакли?
— Нет, наши эстетические взгляды совпадают. Да я и не сторонник эпатажа ради эпатажа. Если мы заговорим матом со сцены учебного театра, значит, без этого нельзя было обойтись. Декан факультета (театра, кино и телевидения — Прим. ред.) Владимир Солдаткин ходит на все спектакли, остается на обсуждения. Высшее руководство пока не заглядывало. Но я счастлив тому, что Владимир Яковлевич Рушанин (ректор ЧГИК. — Прим. ред.) одобрил мою идею Z-театра как театра для выпускников института, площадки для практики, экспериментов. Ведь начинающим актерам иной раз и пойти некуда, везде просят опыт. Рушанин сказал, чтобы я готовил бизнес-план. И это бесценная поддержка.
— Зачем учебному театру свой бренд?
— Мы сделали уже четвертый спектакль, зовем зрителей, а они спрашивают, куда идут. В ЧГИК на какой-то там учебный прогон? Или в самостоятельный театр? Есть разница. Чтобы не было ложного ощущения, мы и создали айдентику — название, логотип, историю. Что будет дальше, в какой форме будем существовать при университете — посмотрим, пока в начале пути.
Момент спектакля «Достоевский. Пластические рассказы»
«12 лет мы к Коляде ездили на спектакли, а теперь он приехал к нам»
— Сложно было попасть к Коляде?
— О, смешно получилось. Был 2019 год, «Вишневый сад» уже случился. А летом СТД открыл свою ежегодную лабораторию для начинающих режиссеров. Звучит круто, наставники классные. Но мне хотелось к Коляде. И бац — через неделю ЕГТИ (Екатеринбургский государственный театральный институт. — Прим. ред.) открывает набор на режиссерский курс к Коляде. Я все бросил и повез документы. Удивлялся другим абитуриентам — среди 40 человек были такие, кто ни разу не видел спектакли Николая Владимировича. Ладно они Коляде не понравятся, ну а если Коляда не понравится им? А может, им надо в пафосную академию, где маститый дядька в полудреме будет что-то вещать с кафедры? Короче, мест было мало, но я прошел.
— Учеба в мастерской Коляды особенная?
— Она максимально на практике. У меня есть знакомые, которые специально в Москву уехали, чтобы учиться у мэтров. И толку: этот мэтр колесит по стране, ставит громкие спектакли, а студенты его видят раз в полгода. Коляда сразу тащит студентов в свой театр. Только была теория, а тут —хоп! — и ты видишь, как это работает, видишь труппу в деле, слышишь комментарии режиссера, зачастую матерные, но в точку. Кроме того, я вижу менеджмент театра изнутри, ведь Николай Владимирович сам решает все вопросы, вплоть до афиш. Для меня — бесценный опыт, который могу применить в Z-театре.
— Коляда — сложный режиссер?
— Он сам пишет инсценировки и пьесы, вскрывает новые уровни. Смотришь его спектакли и удивляешься — так вот про что писал Шекспир! Он видит глубже мишуры, картинки. На мой взгляд, самое важное качество режиссера. А как педагог — обладает суперспособностью поддерживать новичков в начинаниях, подсказывает, открывает возможности. С его подачи я ставил спектакли в Шадринске и в Серове.
«Я уже учился у Коляды и он меня хотел сосватать в один челябинский театр, с главным режиссером которого дружен. При встрече мне тогда сказали, что я попаду на их сцену только по рекомендации уровнем не ниже Льва Додина (советский и российский театральный режиссер, обладатель нескольких государственных премий, руководитель МДТ — Театра Европы в Санкт-Петербурге. — Прим. ред.). Я удивился. Коляда тоже».
«Я знаю цену своим спектаклям»
— Волновались, когда Коляда приехал на премьеру «Достоевского»?
— Гордился, но не волновался. Я знаю цену своим спектаклям. Кто бы бисер ни метал (это сейчас была отсылка на один из зрительских комментариев, прочитать об этом можно здесь. — Прим. ред.), я прекрасно знаю, что в спектакле хорошо, для чего и почему сделано. Спектакль случается примерно на десятый показ после премьеры. Погружения еще не произошло, прогонов было мало. Так что это нормально.
— Что будете ставить дальше?
— Это будет совсем не пластический спектакль, на двоих. И основан он на пьесе Насти Чернятьевой «Феня». Я делал по ней эскиз на театральной лаборатории в театре «Комедианты» в Петербурге. Спектакль тогда высоко оценили и режиссеры, и театральные критики. Но для репертуара «Комедиантов» он не подходил, и долгое время я искал возможность этот эскиз развернуть. Еще примеряюсь к пьесе Нади Лаевской, она сжала три тома «Хождений по мукам» Толстого до короткой инсценировки. Там очень эпичная история о людях на фоне Первой мировой войны. Это можно поставить на большой сцене, с товарными вагонами на фоне, очень масштабно. Но для этого нужен большой театр и большие деньги. Мне нравятся истории про людей, как они живут, меняют мир. Все мы пытаемся что-то изменить. Я вот приехал на интервью: а вдруг кто-то после большой статьи заметит нас, кто-то с деньгами и связями. Вдруг случится чудо.
Второй показ «Достоевского» в Z-театре случился 20 февраля. Теперь режиссер планирует следующие показы и новые спектакли. Приходят и уходят артисты. А знают ли они, что чудо уже произошло?