Накануне премьеры Виктория Николаевна замечала, что никакого отношения к дню рождения драматурга или еще к какой-нибудь дате новый спектакль не имеет. Это просто премьера, вот и все. А так как театру скучно ставить в традиционной манере пьесу, которую играли на сценах страны сто тысяч раз, то это будет рок-лубок. Давайте же петь и веселиться!
Камерный театр умеет и любит петь, постоянные зрители это хорошо знают. В постановке по Островскому актеры развернулись во всю свою вокальную мощь. Поют всю дорогу. Хор (то есть актерская труппа) от всей души исполняет протяжно-ковыльную балладу из репертуара группы «Паперный Т. А. М»:
Хорошо сидеть на свете
Посреди земли
А вокруг крапивы эти
Эти конопли
Эти белки, эти волки
Эти пауки
Эти палки, эти ёлки
Эти хомяки...
Если не слышали, найдите, послушайте и выучите — идеальный репертуар для дружеского застолья. Хит Алексея Паперного завораживающе передает всю безысходность и красоту русского окружающего мира. Эта песня-ключ закольцовывает спектакль: она звучит в начале и в финале. (В театре «Манекен», кстати, «Эти конопли» тоже любят и пели под занавес спектакля Spoсky Noki).
Выступает с сольным номером главная героиня актриса Кручинина (Марина Гез) — поет Dernière Danse Индилы. Да, по-французски (там, где припев: Et je m'envole, vole, vole, vole, vole, vole). Поет по-немецки главный герой Гриша Незнамов (Никита Савиных), и не что-нибудь, а Mutter Рамштайна. Да все поют, в общем.
И это еще не весь праздник.
Поет артист Миловзоров (Юрий Рябухин)
Как любая пьеса о театре и жизни в нем, «Без вины виноватые» дают великолепный простор для актерской игры ради Игры. Здесь сложно удержаться. Вот, скажем, когда человек спрашивает: «Как?» — он просто говорит с вопросительной интонацией. Когда спрашивает не человек, а Актер Актерыч, он говорит:
«КА-ААА-АА-АК???» — и при этом следует изогнуться в вопросительный знак, выпучить глаза, высоко задрав брови, и желательно открыть рот в изумленном изумлении. И так зафиксировать всю позу, чтобы уже ни у кого не оставалось сомнений — перед вами Актер, понимаете? Не кто-нибудь.
И вот весь спектакль так.
Как будто режиссер дала отмашку: ребята, работайте крупно, не скупитесь. Выкручивайте на максимум, как вы умеете. Разрешается жеманиться, кобениться, гримасничать, кривляться, выпукло торчать, нарочито жестикулировать, закатывать глаза, ахать и вздыхать так, чтобы ветерок долетал до последнего ряда. Ну вы поняли. Вот герой что-то такое в зал выпаливает с экспрессией, потом зафиксировался и думает: «Мда, из какой это было пьесы, братцы?».
Роскошные актерские работы у Юрия Рябухина (герой-любовник Миловзоров), который так активно манерничает и оттопыривает части тела, что в зале хохот стоит, у Елены Мальцевой (Галчиха), карикатурной и искренней одновременно, у Александра Сметанина (Шмага), нервно-алкоголического и беззащитного (его зрители помнят по главным ролям в «Сыне» и «Мелком бесе»).
Напомним коротко: актриса Кручинина считала сына погибшим и спустя 20 лет нашла живым, здоровым и к тому же талантливым — это актер Незнамов. Немного напоминает мексиканский сериал, но драматург с мировым именем Александр Островский пьесу написал, когда слова «сериал» еще не придумали.
То ли вся причина в чрезмерной театральщине: актеры существуют в плотно приклеенных масках и при этом так резвятся и приплясывают, что уже и сами не отличают, где они настоящие, а где притворяются.
И зритель тем более не различает 50 оттенков искренности.