Что греха таить, для города Челябинска его имя — это фактически синоним органной музыки. Орган и Владимир Хомяков — это два явления, неразрывно связанные. Музыканту сегодня 65. И из них 38 лет он освещает жизнь горожан, приобщая их к настоящей — классической — органной музыке. Громких слов не говорит, нет. И не воспитывает специально — педагогика, по его утверждению, это вообще не его тема. Но приподнимает над обыденностью своим исполнением, выбором репертуара, а главное — отношением к себе, жизни, инструменту и зрителю. Об этом поговорили с Владимиром Викторовичем в канун юбилея.

— Вам приятна такая известность?

— Ну, за 38 лет можно было как-то стать более-менее известным...

— Ничего себе «более-менее» — звезда на небосклоне!

— Нет, конечно, это приятно знать, что тебя знают в городе, иногда в лесу, в бору, на прогулке с тобой здороваются, в продуктовом магазине здороваются, иногда даже благодарят — такое тоже бывало, жмут руку, все такое.


Но еще более приятно то, что на моих концертах за последние три года аншлаг. И вообще, у нас очень хорошо посещается зал. После ковида что-то случилось с людьми, они будто почувствовали какую-то особую тягу к классической музыке, и дай бог, чтобы это продолжалось. Вот это для меня и отрадно, и ответственно, и все на свете. Хочется быть честным по отношению к публике и по отношению к музыке, которую ты исполняешь. Вот и все, в принципе.

— Вы можете про себя сказать, что удовлетворены тем, как складывается ваша творческая траектория?

— Да, конечно. Мне крупно повезло с инструментом — а он с 1987 года входит в число лучших в стране и, по отзывам всех тех музыкантов, которые к нам приезжают, и сегодня держит марку и репутацию.


Органист многому учится у инструмента. Если у него хороший инструмент, то больше шансов стать хорошим музыкантом. Инструмент диктует свои правила, как с ним обращаться.

— И что диктует наш орган?


— «Будь со мной побережней, поласковей, не лупи по педалям» — это простое, элементарное. И более тонкие вещи. Он не допускает пошлости. В широком смысле. Он любит, когда к нему относятся серьезно.

— Значит ли это, что есть какая-то музыка, которую орган не приемлет? Какую музыку, на ваш взгляд, неуместно было бы на нем сыграть?

— Хороший вопрос по поводу нетрадиционной органной музыки. Вот у нас есть фестиваль «Джаз на большом органе». Но не всякий джаз зазвучит здесь. У этого направления музыки есть традиционный язык — с определенными приемами, которые на большом органе звучат неубедительно. Иногда попахивает рестораном. Когда эта тема начинает возникать, у меня сразу — отрицательные эмоции. Должно быть как можно дальше от ресторана.


Самое лучшее, что я слышал на органе применительно к джазу, это так называемый фри джаз — свободный джаз. Там и органист свободен, и фантазия работает, он не скован никакими рамками. Вот это здорово. Но это настолько маленькая ниша в органной музыке — в мире по пальцам можно пересчитать органистов, у которых это хорошо получается.


У нас сейчас время такое, что у нас появился новый жанр органной музыки, для которого еще не придумали названия — ну, скажем, развлекательный орган. Сейчас часто можно увидеть чуть ли не целый концерт на педальной клавиатуре, концерты из музыки кинофильмов, мультфильмов, саундтреки, что-то облегченное, знакомое. Это все оправдывается тем, что таким образом привлекают публику. Да, действительно, спрос есть, все довольны, все счастливы. Но это не органная музыка!

Вот слушайте, «Лунная соната» Бетховена (тут Владимир Викторович, не глядя, наигрывает знаменитые такты первой части. — Прим. авт.) Нравится? Но вы же понимаете, что надо обладать полнейшим отсутствием вкуса, чтобы играть эту мелодию на органе. Это так далеко от того, что задумал композитор! И речь не просто о том, что инструмент должен быть другой, нет — много больше! Вот об этом имеет смысл подумать, даже это составляет сложность. Напрячься, поработать мозгами, душой. Это будет полезно во всех смыслах.

Но если относиться к этому как к новому жанру, то пусть. Лишь бы это не стало повально и повсеместно, чтобы музыканты не забывали, что есть большой классический органный репертуар.


Вот слава богу, что я могу играть самую качественную, самого высокого полета музыку. И знать, что это получит отклик у слушателей. Это здорово, это просто счастье.

— Владимир Викторович, всегда интересовало: а как взаимодействие с залом? Вы же спиной к нему...


— А всегда чувствуется, когда тебя слушают. Особое качество тишины — ты, когда делаешь паузу, чувствуешь, насколько наэлектризованная атмосфера, как плотненько слушают. А случайных и скучающих, которые могут начать шебуршиться — доставать телефоны, разворачивать конфетки, шуршать бумажками, — я в последнее время не замечал.

— А давайте о любимой музыке. Но есть у вас же наверняка какие-то любимые композиции?

— Нет, ну если бы я только начинал учиться... Сегодня, скорее, можно говорить не о любимых композициях, а о любимых композиторах.

Вы любого органиста спросите, и он вам сразу ответит, что Бах вне конкуренции. Но я должен сказать, что не во всех странах ты можешь сыграть баховскую программу и публика будет довольна.

— Почему?

— В Германии это будет выглядеть слишком обычно. И они предпочитают слушать Баха и других корифеев, например, в исполнении на исторических инструментах. Мол, ты просто приехал в Германию и сыграл Баха — и что? У нас таких очень много.

В Штатах, наоборот, программа, составленная целиком из произведений Баха, покажется слишком сложной. Вот в России — да! Это проходит на ура.

— Короче, это наш композитор...

— По меньшей мере, наших музыкантов бывает интереснее слушать, чем западных, — в эмоциональном смысле, по отдаче. Может быть, дело в том, что в нашей традиции органной музыки меньше уклона в церковную музыку, больше концертный репертуар, который накладывает отпечаток... Западные органисты, особенно те, у которых основная работа в церкви, немножко на наше ухо суховатые. А нас они, наоборот, ругают, мол, что вы рвете на груди тельняшку, почему у вас Чайковский с Рахманиновым вылезают вместо Баха...

С каждым годом меня все больше интересуют Сезар Франк, французский композитор XIX века, Дитрих Букстехуде — это старший современник Баха. Мне нравится играть музыку Луи Вьерна, это начало XX века. Вот это, пожалуй, те композиторы, чьей музыки больше всего в моем репертуаре.

— Что у вас в ближайших планах разучить?

— В марте еду в Казань, там фестиваль, надо с оркестром сыграть французскую музыку, Шарля-Мари Видора и Бельмана. Это новая для меня музыка, и я сейчас занят подготовкой к этому концерту.

— Но ведь на фестивале «Дни Баха на Южном Урале» мы вас увидим?


— Обязательно. Ко дню рождения композитора, 21 марта, я подготовил программу из его произведений. Но сам фестиваль будет идти почти две недели, с 14 по 26 марта. Впервые к нам приедет, например, очень хороший органист из Алма-Аты Габит Несипбаев, выпускник Московской консерватории, он где-то моего возраста, чуть постарше, первоклассный музыкант. Рекомендую всем. Будет хоровой концерт — «Магнификат». Очень большая программа с участием великолепных музыкантов. Приходите.

— Есть ли у вас ученики?

— Ой, нет. Педагогика — это отдельная штука. Но если у меня просят консультацию или мастер-класс, я с удовольствием делюсь своим опытом, если кому-то это интересно. А так я не вижу особого смысла. Лучше что-нибудь выучить из новой музыки.

— Хорошо, значит, какой-то совет будущим органистам — и вообще музыкантам — вы можете дать?

— Ну, бесполезно же давать советы. Технически орган освоить не так сложно, как кажется, — при достаточном усердии и небездарности уже через год можно спокойно играть руками. Потом ноги подключатся... Что касается воспитания вкуса, нетерпимости к пошлости в искусстве, о чем мы говорили раньше, — так его врожденного ни у кого нет, это насмотренность, наслушанность, это общение с высоким.


— На пенсию не собираетесь, надеюсь?

— Я надеюсь до последнего играть. Благо профессия позволяет.