Никто из тех, кому я задавал вопрос «Ради чего вы приехали на СВО?», не говорил мне, что ему нравится воевать. «Мы здесь для того, чтобы войны не было», — говорили одни. «Мне осточертела война, но есть долг», — эти слова принадлежали командиру штурмовиков, которые видят войну ближе других. О том, что объединяет очень разных людей из разных концов нашей страны в зоне СВО, куда они пришли по контракту или были мобилизованы, — в шестой, последней, части специального репортажа журналиста Первого областного.

Вместе с Рубином, его механиком Алексеем с позывным «Троицк» и Володей с позывным «Донбасс» мы едем в Ясиноватую. Это прифронтовой город и одна из территорий, шефство над которой ведет наша Челябинская область.

Но на ближайшие часы наша основная задача — выехать на окраину города, поднять mavic и провести воздушную разведку позиций ВСУ с тем, чтобы затем вести по ним огонь с закрытой огневой позиции. Разумеется, из Т‑90 «Прорыв».

Едем долго и разговариваем.

Донбасс — человек, который будет поднимать mavic, он оператор БПЛА. Донбасс — местный, отсюда и его позывной. От Ясиноватой до его родных мест — километров 15—20 по прямой. Воевал в донецком ополчении с 2014-го по 2017-й в составе батальона «Восток». После ранения уехал на лечение в Россию, где создал семью. «Я здесь, потому что это моя земля, — говорит Донбасс. — Домашние пытались удерживать, но как я мог не поехать? Мне было бы стыдно перед ребятами, которые воевали все те годы, что я был в России». По профессии Донбасс — инженер-программист, потому «птичками» интересовался еще дома.

«Сыну купил квадрокоптер, начал летать. Понравилось, постепенно стал обрастать собственными дронами».

Донбасс поднимает в воздух разведывательные «мавики», очень хочет попробовать полетать на Autel, но они стоят для него баснословно дорого.

«Очень многие, если не все, операторы БПЛА вкладывают свои же деньги в дроны и запчасти к ним. Да, много приходит из гуманитарки, — Донбасс рассказывает мне, как восполняется недостаток БПЛА. — Садим беспилотники противника и перепрошиваем, когда удается их забрать. Потому что другие дроны противника будут обязательно охранять своего „собрата“ и наносить удары по тем, кто попытается его увести».

С его слов следует, что за дронами очень большое будущее. Радиоуправляемый беспилотник ценой немногим больше 50 000 рублей с тремя килограммами взрывчатки может уничтожить танк ценой в миллионы долларов. Кустарные дроны сегодня в тысячи раз дешевле промышленных артиллерийских снарядов или противотанковых комплексов. Да и сбить его — непростая задача, потому что любая ракета ПВО стоит дороже такого дрона.

«Скажи, когда было тяжелее, в 2014-м или сейчас?»

«Сейчас ты незамеченным не можешь перемещаться на пути к своей позиции и потом. Тебя почти всегда сопровождают три-четыре-пять „птиц“. Иногда они встают в крест, и человеку некуда бежать: они бросают перед тобой гранаты, куда бы ты не свернул».

Донбасс вспоминает свой боевой опыт под Кременной, где расстояние примерно в четыре километра от позиции до лагеря постоянно приходилось преодолевать под прицелом дронов.

«Спасает, что любым дроном управляет человек, и потому ты можешь его обмануть».

Дроны в значительной степени обнулили весь прежний опыт ведения войн, а также личный опыт участия в горячих точках. Здесь, на донецком направлении, противник особенно активно применяет дроны и чувствуется, что не жалеет «птичек», потому как у него их много.

«Дрон может часами висеть в воздухе в ожидании своей цели при том, что все дороги и пути снабжения хорошо известны противнику благодаря налаженной воздушной разведке. И вот он кружит, кружит и ждет свою цель: появилась машина — ей на встречу уже летит дрон со сбросом или „комик“. У нас, к сожалению, пока нет таких возможностей так воевать», — подводит он итог.

Мы в Ясиноватой. От позиций ВСУ — несколько километров по прямой. Мы паркуемся у обочины возле обычного деревенского дома. Я наблюдаю, как Донбасс поднимает mavic и затем смотрит на мониторе за его передвижением.

Наконец цель определена: это блиндаж ВСУ.

Мои спутники постоянно следят, не появится ли в небе другой дрон. Противник не мог не заметить нас, а потому уже после того, как координаты цели определены, мы довольно быстро уезжаем. Следующая задача — нанесение удара из танкового орудия с закрытой огневой позиции. Пока мы едем, Рубин отдает распоряжения по рации и диктует координаты для танка.

Мы в паре километров от Ясиноватой. Где-то за леском и холмом — позиции ВСУ в Авдеевке. Как только мы спешиваемся, Донбасс предупреждает всех о том, что на обочине могут быть мины и неразорвавшиеся боеприпасы. В общем, лучше бы нам не уходить с дороги и вообще не удаляться от нашей машины.


Мне хватает минуты убедиться, что Донбасс хорошо понимает, о чем говорит. На обочине я вижу неразорвавшийся снаряд.

«А вот то, что рядом, — это фрагмент кассетного боеприпаса ВСУ», — проводит он для меня своеобразную экскурсию. За работой танка наблюдаем со стороны.

Я, честно, впечатлен, потому что не ждал и не предполагал подобной универсальности. Командир самого современного на всей территории СВО танка Т‑90 «Прорыв» вместе со своим экипажем и оператором БПЛА проводят воздушную разведку позиций противника, после чего танк наносит врагу огневое поражение.

Но именно так и происходит у меня на глазах. Чуть позже мне скидывают съемку с дрона, которая подтверждает, что цель поражена.

* * *

«Война затягивает, — рассуждает Рубин уже в лагере после нашего возвращения с позиции. — И это плохо. Что может быть хорошего — людей убивать? — спрашивает он. — Всем было бы проще, если бы мы просто стояли тут, как на границе, и держали линию. Но здесь все по-другому. Не хочется, чтобы дома и сёла горели потом в Челябинской области и Башкирии, потому мы сейчас здесь».