«Напишите, что тяжело, но мы держимся. И парни — все герои»

Штурмовые отряды ВС РФ сражаются на самых сложных участках наступления в зоне СВО. Отличительная особенность таких частей — умение эффективно действовать в ближнем бою, когда расстояние до противника исчисляется метрами. Но зачастую штурмовиков привлекают и к более сложным операциям, включая диверсии, корректировку артиллерии в тылу врага и захват опорных пунктов вдали от передовой. Журналисту Первого областного удалось пообщаться с бойцами одного из штурмовых отрядов в составе 6-го полка 90-й танковой дивизии.

Мы разговаривали с командиром штурмового отряда кавалером ордена Мужества с позывным «Каспий» за день до начала нашего наступления на участке фронта под Кременной.

Каспий не похож на сурового командира штурмовиков. Обаятельный и открытый к общению, он во время интервью много улыбался и шутил. Заходил в зону СВО в составе 6-го танкового полка в феврале 2022 года, прошел самые тяжелые бои, был ранен, в январе 2023 года вернулся в строй.

Спрашивал его, что чувствует человек, когда близко соприкасается со смертью? Ведь большинство из тех, кто сейчас воюет в его подчинении, — люди в общем-то вполне мирные и не выбирали профессию военного. Добровольцы и мобилизованные оказались в зоне СВО в силу иных обстоятельств.

«Пять-семь дней нужно, чтобы прийти в себя, если увидел „200“ или „300“ („убитый“ и „раненый“ — принятые в ВС РФ определения. — Ред.), — рассказывает Каспий. — Стараюсь побольше разговаривать с теми, кто только что вернулся с „передка“. Не как командир, а по-товарищески общаться». 

Признает, что у тех, кто долго находится в зоне СВО, восприимчивость к боли притупляется.

* * *

В составе штурмового отряда под командованием Каспия несут службу и бывшие заключенные. Так называемые роты Z начали формироваться в составе подразделений ВС РФ из числа осужденных и на момент подписания контракта с Минобороны РФ отбывавших наказание. Принятые Госдумой законы подтвердили право осужденных и заключенных заключать контракты именно с Минобороны, а не частными военными компаниями, а президент и Верховный главнокомандующий ВС РФ Владимир Путин подписал закон, разрешающий призывать на контрактную службу судимых, — во время действия мобилизации.

«Служат на общих основаниях, — поясняет Каспий. — Конечно, и оружие, и иная экипировка как у обычных бойцов». 

Вместе со всеми через несколько часов после нашего разговора бывшие заключенные должны выдвинуться в намеченное наступление.

Командир штурмового отделения с позывным «Купай» держится очень сдержанно.

«Пошел по зову сердца, я люблю свою страну, — так отвечает на вопрос, как попал на СВО. — Если есть возможность послужить ей, то почему нет?»

Сам родом из Владивостока. Своей семьи нет, только пожилые родители, но где-то здесь же на «передке», по словам Купая, служит и его брат.

Из общения понимаю, у Купая «непростая» статья УК РФ в обвинительном заключении, срок по приговору суда тоже немалый. На момент подписания контракта оставалось четыре года.

«Меня сюда идти никто не заставлял, — уточняет он. У Купая жесткий, „колючий“ взгляд, но я верю ему. — Есть те, кому оставалось три месяца, тем не менее подписали контракт и тоже здесь».

Прощаясь, просит передать привет своим родителям во Владивостоке.

«И еще напишите, что все настоящие мужчины, которые любят нашу Родину, их долг — быть здесь. Это настоящая мужская работа». — Купай уходит. 

Отношение к бывшим «зэкам» в армии точно такое же, как и к остальным военнослужащим. После полугодового контракта их ждет помилование и возможность подписать уже обычный контракт. За проявленное мужество в бою полагаются государственные награды, а зарплата, как мне сказали, не сильно отличается от денежного довольствия любого другого военнослужащего в зоне СВО.

Среди бойцов Z-подразделений действительно немало с «серьезными» статьями. И кстати, командиров таких частей также назначают из бывших заключенных. Предпочтение тем, кто служил в «горячих точках», бывшим сотрудникам силовых структур. Так, среди командиров подразделений есть один бывший полицейский из Москвы, рассказывают мне.

«В бою пока не бывали, но нормальные ребята, — говорит Каспий. — И очень мотивированные. 70—75% из них пришли за идею, остальные — чтобы сократить срок пребывания в колонии и за материальным вознаграждением».

Физическая подготовка бывших заключенных оставляет желать лучшего: тяжелее кружки многие из них по несколько лет не поднимали. А потому каждое утро пробежка в бронежилетах для восстановления физической формы.

* * *

«Войны сейчас выигрывают штурмовые отряды, — замполит роты управления с позывным „Егоза“, вероятно, имеет в виду СВО. — Рембо — это про них, про штурмовиков», — кивает он на Каспия.

Что такое штурмовые подразделения в прежние годы? Это спецназ, части ГРУ. В общевойсковых подразделениях их не было. Опыт СВО показал необходимость формирования штурмовиков. И сейчас во всех дивизиях и полках созданы такие части.

Я спрашивал Каспия про семью, о том, когда последний раз был в отпуске дома. «Стараюсь, чтобы в первую очередь подчиненные сходили в отпуска. Как я могу их оставить, когда сложная обстановка?»

Прощаясь, я попросил Каспия о совместном фото. Мне хотелось таким образом сохранить память о встрече с этим обаятельным сильным человеком.

Через несколько часов после нашей встречи командир штурмового отряда 6-го танкового с позывным «Каспий» погиб. Штурмовой отряд пошел в наступление, подполковник Аду Щамхалов не вернулся с передовой. В Чебаркуле у него осталась вдова и трое детей, старшему из которых только девять лет.

Посмертно Аду «Каспия» Щамхалова представили ко второму ордену Мужества.

* * *

Нас отговаривали ехать в Бахмут (Артемовск) сами военные. Советовали не испытывать судьбу, говорили, что там слишком опасно, а тела погибших не успевают забирать обе воюющие стороны.

Но мы рвались увидеть хоть краем глаза руины города, который стал известен как место невероятных по уровню ожесточенности и кровопролития боев, которые шли больше года. Место героизма и беспримерного подвига наших бойцов, освободивших Бахмут (Артемовск) и сейчас удерживающих его от наступающих элитных подразделений ВСУ. Но мы настояли.

«Крестик не забыл надеть? — бросает мне наш сопровождающий. Я в этот момент уже в бронежилете и каске жду выезда. — Тогда поехали!»

До пригородов Бахмута мы добираемся долго. На нашем пути постоянно возникают взорванные мосты, и потому маршрут приходится менять часто.

Проезжаем разрушенный в ходе продолжительных боев Северодонецк, он с начала СВО дважды переходил из рук в руки. Город производит на нас гнетущее впечатление.

Вдоль дорог руины домов, большая часть которых жилые или считались жилыми.

«Смотри, куда разворачиваешься!» — Егоза, замполит роты управления полка, показывает водителю на неразорвавшийся снаряд прямо на обочине. Он зарылся «носом» в землю, из травы хорошо видно оперение боеприпаса.

Увы, в сам Бахмут нас не пропустили. Город и позиции наших военных находятся под постоянными жесточайшими обстрелами. Слишком опасно. И наши бойцы из числа мотострелковой части 6-го танкового заходят на передовую скрытно и только ночью.

Я разговариваю с замполитом полка Никитой Шмулевым в месте тылового расположения мотострелкового батальона 6-го танкового полка.

Сюда выходят с передовой на восстановление, отсюда бойцы после семи дней отдыха возвращаются в Бахмут (Артемовск). Здесь относительно безопасно, хотя в небе время от времени зависают «птички», а дальнобойность орудий НАТО позволяет плотно накрыть расположение части.

Поэтому уровень маскировки максимальный.

Шмулев вернулся с «передка» несколько суток назад. И это видно по глазам. Они тусклые от усталости, а может быть, и от увиденного там и пережитого.

«Ты, главное, напиши, что нам тут, конечно, тяжело, но мы держимся и держим рубежи. И что парни — большие герои. На всех, — слово „всех“ он повторяет дважды, — готовлю представление к государственным наградам. Как выйдем на отдых, отправлю документы, чтобы все как положено».

А я вспоминаю Шмулева предельно жестким и резким, каким встретил его несколько месяцев назад в Залимане, деревеньке неподалеку. В ту встречу он раздавал указания подчиненным и полушутя обещал оторвать журналисту что-то жизненно для того важное, если тот, не дай бог, соврет в материале.

«Это не огневой бой, когда ты видишь противника или угадываешь его, — рассказывает мне вернувшийся с передовой боец. — А артиллерия здесь работает по нашим позициям нещадно практически круглые сутки. Ну и наши, конечно, тоже по украинским бьют, головы им не дают поднять. И ты сидишь и просто ждешь: прилетит или не прилетит. Тяжело находиться в таком напряжении даже несколько дней».

Поэтому здесь для выходящих с передовой созданы максимально возможные условия отдыха. Прежде всего — горячая вкусная пища.

«Мужикам, которые возвращаются с передовой, — снова вступает в разговор замполит Шмулев, — нужно тепло и поддержка, на субординацию я давно внимания не обращаю. Обнимаю пацанов, когда возвращаются: спасибо, что живой вернулся. Значит, уже победил».

Говорит о том, что бойцам сильно не хватает экипировки, которая в полевых условиях быстро приходит в негодность. Что нужны маскхалаты, тактические ботинки, квадрики, которые здесь как расходный материал. Замполит набрасывает список для будущего гуманитарного груза. Бойцы из подразделения материального обеспечения — в основном добровольцы, на вид от 45 до 55.

«Какие у нас проблемы?» — переспрашивают журналиста.

Мужики жалуются на отсутствие отпусков. На то, что подписанные ими, добровольцами, на определенный срок контракты после начала мобилизации в сентябре 2022-го вдруг стали бессрочными. Рассказывают мне о том, что будут делать «после войны», и о том, что поддерживает их тут:

«Мысли о доме и вера. Вот на днях приезжал войсковой священник».

Но это редко, потому что для гражданских тут опасно, и решаются не все. Знакомый священник описал мне свои впечатления после возвращения из Бахмута (Артемовска): «Страшно там, и невыносимый запах» — вот так. Диакон Максим ездил на позиции наших под Бахмут (Артемовск) крестить парней. О нем я расскажу дальше.