Поисковое движение в России было образовано 13 марта 1988 года. До этого существовали лишь разрозненные стихийные отряды, которые искали погибших солдат. В преддверии Дня поискового движения мы поговорили с челябинцем Дмитрием, который вот уже десять лет ездит в экспедиции, чтобы поднимать останки бойцов, отдавших жизнь за Родину.

Первые поисковики появлялись на поле боя сразу, как только стихали выстрелы. И это были местные жители. Они хоронили солдат и создавали стихийные надгробия. 

Одним из первых поисковиков в классическом смысле этого слова считается журналист и писатель Сергей Смирнов — он начал заниматься этим в 50-е годы прошлого века, собирал рассказы очевидцев, искал документы. Именно он написал книгу «Брестская крепость». Тогда же работал другой энтузиаст-поисковик Николай Орлов — он считается первым поисковиком «на местности». Молодым парнем, работая путевым обходчиком, он ежедневно видел незахороненные тела вдоль железнодорожных рельсов — застывшие в предсмертных криках рты, сжимавшие оружие перед так и не грянувшим боем руки, зияющие глазницы черепов.

Что влечет в сырые болота, дебри лесов и засушливые степи? Для кого-то это романтика и приключения, для других — способ отвлечься от однообразных дней и найти новых друзей. Но кто-то называет это смыслом жизни. Чтобы солдаты обрели покой, а не продолжали изо дня в день свои призрачные яростные атаки. Чтобы их родные наконец смогли отыскать место, где можно почтить память защитника Родины.

Сегодня поисковое движение обширно, только в Челябинске существует несколько отрядов.

Дмитрий, с которым мы разговаривали, занимается поиском уже десять лет. За это время поисковики подняли десятки солдат, но опознать смогли только малую долю, ведь «смертные» медальоны заполняли не все. Солдаты боялись, что стоит написать свое имя — и сразу погибнешь. Такой был предрассудок.

 
 

За годы поисков Дмитрий отыскал четверых южноуральцев. Троих — во время одной поездки в Тверскую область.

Один из бойцов, Николай Макаркин, был жителем села Гусары. Его потомки до сих пор живут в этом небольшом поселке. Несколько лет назад солдата перезахоронили на родине, и он наконец обрел покой.

Еще один солдат жил до войны буквально в нескольких кварталах от места, где сейчас живет Дмитрий. Только его родственников найти не удалось. Но бывает, что родственников находят, но они не открывают. Так, племянник третьего бойца, павшего под Тверью, просто не открыл дверь поисковику — испугался. Представьте: вам за 60 лет, а в вашу дверь стучится какой-то мужчина и говорит, что якобы нашел вашего дядю. А вдруг это мошенник? Так челябинец и не узнал, что его дядя погиб героем и был недавно перезахоронен.

Дмитрий уверяет: находить пропавших без вести можно даже из дома, работая с архивными данными. Так он нашел четвертого южноуральца, уроженца Пласта. Поисковик обратил на гуляющее в интернете фото с немецкого кладбища. Там были прописаны несколько имен узников концлагеря. К фотографии, облетевшей всю Россию, прилагалась подпись ее автора Ирины Костюк:

«На этом кладбище, в Атенсе, я похоронила своего мужа. Первое время после похорон мы с дочерью очень часто посещали могилу мужа. Как-то раз она сказала мне, что на кладбище есть захоронения русских солдат, мы пошли посмотреть и обратили внимание на то, что одно место между могилами было пусто и все заросло травой и бурьяном. Решили подойти поближе и увидели, что внутри зарослей стоит памятник. Мы убрали ветки кустарника и увидели надпись на немецком языке: „Пять русских солдат“ и ниже имена и фамилии. Фотокамера всегда со мной, и я решила: сделаю снимки и размещу их в интернете в надежде на то, что отыщутся родные этих солдатиков. Ведь их тоже кто-то ждал, любил, помнил... Я теперь их так и зову — мои солдатики».

Дмитрий решил поискать о них информацию. Оказалось, что один из солдат, Павел Федорович Черепанов, жил до войны в Пласте. Скупая архивная справка Минобороны утверждала: «Черепанов Павел, из рабочих, рост 165 см, волосы черные, рядовой 959 стрелкового полка. Проживал — Челябинская область, город Пласт, улица Связи, 50. Жена — Черепанова Анна».

Поисковики связались с газетой «Знамя Октября» и там опубликовали объявление о розыске родных Черепанова. Оказалось, что на тот момент были живы дочери Павла: одна в городе Копейске, другая — в Донецке. До 2014 года они ничего не знали о судьбе своего отца, официально он считался пропавшим без вести. Правда, одна его дочь не захотела признавать, что отец мог попасть в лагерь, теоретически — сдаться в плен. Но другая была рада, что появилось место, куда она может приехать и попрощаться с отцом.

«Мой дед — потомственный купец, был женат на простой работнице. После экспроприации дед работал управляющим на одном из бывших своих трех золотоносных рудников. Сразу после объявления войны в 1941 году пошел на фронт добровольцем, пулеметчиком. С фронта он прислал шесть писем, они у меня, поэтому и сомнений быть не может в их подлинности. Я проверила, что в карточке базы советских военнопленных Саксонского мемориала города Дрездена — именно его почерк, видимо, он сам заполнял сведения о себе и своей семье. Последнее письмо деда было отправлено с фронта 29 сентября 1941 года. Он чувствовал, что из боя не выйти, — три раза в письме прощался. Я потом читала, какая там была мясорубка, почти все погибли. Но дед не погиб, а попал в плен. Дата пленения значится в карточке лагеря „Шталаг ХВ-304“: 5 октября 1941 года, город Ельня, погиб в плену 15 декабря 1941 года. Фотографию с памятником и рассказом о том, что узнала, я выслала всем родственникам, всем внукам и правнукам, которые разбросаны по стране, один даже живет в Америке», — рассказала внучка Светлана.

 

Поисковики даже находили автора фотографии памятника и делились с ней новостями. Ирина Костюк тогда сказала: «Узнать, что нашлись родственники моих солдатиков, стало самым дорогим подарком. Я плакала от радости весь день. Сейчас я часто хожу на кладбище, продолжаю ухаживать за могилкой, теперь она видна со всех дорожек. Пусть люди знают, кто здесь похоронен».

«Когда ты объективно не можешь поехать в полевую экспедицию, ты занимаешься архивной работой. Даже не надо никуда ехать, чтобы взять и помочь там найти неизвестного солдата и вернуть ему имя», — говорит Дмитрий.

Участие в экспедициях — недешевое дело. При подготовке нужно закупить буквально все: начиная от сменного белья, заканчивая палатками. Чаще всего поисковики берут с собой спальники, палатки, пенки для сидения, минимальный походный набор посуды, много теплого белья, противоклещевой костюм, болотные или рыбацкие сапоги. А ведь еще нужны билеты на поезд. Дмитрий говорит, что для первой поездки можно даже в 50 тысяч не уложиться. Но если захотите металлоискатель, будьте готовы выложить еще около 100 тысяч.

 

Удаляют ли имена найденных бойцов из официального списка пропавших без вести? По данным Российского военно-исторического общества, более 2 миллионов солдат до сих пор числятся пропавшими. После обнаружения бойцов поисковые отряды заполняют протокол, утвержденный поисковым движением России. Туда вносят все данные из солдатского медальона либо из архивных документов, если уже после вахты поработали с историческими свидетельствами и нашли родственников. Все это передается в Министерство обороны в Подольск, где находится центральный архив Министерства обороны. Уже там работники вносят правки в число пропавших без вести, затем эта информация попадает в военкомат, откуда солдат призывался. Также корректировки вносят в областные книги памяти.

«Благодаря стараниям поисковиков таких неизвестных имен становится все меньше, но, учитывая низкие темпы работ, число неизвестных еще на очень-очень долгие годы вперед останется на одной точке», — считает Дмитрий.

К тому же, если в переизданных книгах памяти можно увидеть, что органы убрали солдат из пропавших без вести, то действительно ли это сделали в военкоматах и Подольске — не проверишь.